— Я к тебе на похороны не приду! — кричал один старик в окно, грозя соседу кулаком.
— И я к тебе не приду! — отвечал ему тот.
А умерли в один день, отравившись техническим спиртом, добытым у проезжавших мимо военных, так что обещание сдержали оба.
Магазины закрылись, раз в неделю Антонов присылал сюда автобус с просроченными продуктами, которые сначала покупали, потом выменивали на вещи. А когда и вещи закончились, автобус больше не приезжал, оставив жителей один на один с тайгой.
Последней жительницей посёлка стала жена директора, которая каждый день приходила к шахте, и, не решаясь приблизиться, сидела на холодном, поросшем мхом камне, перебирая чётки из черешневых косточек. Поначалу она мысленно разговаривала с мужем, ругая за то, что так рано оставил её одну, затем уже бубнила под нос, и, подойдя ближе, можно было разобрать крепкие словечки, которые проскакивали в её бормотании. Женщина, плача, молилась за самоубийцу, с которым надеялась жить и после смерти, но однажды муж приснился ей в виде чёрта, и она, трижды прочитав «Отче наш», пешком ушла в город, волоча по земле набитый чемодан и озираясь назад, будто боялась, что муж побежит за ней, словно пальцем, грозя кончиком хвоста. В церкви её, плачущую у образов, подобрала жена Антонова, пристроившая к себе прислугой, а посёлок погрузился в мертвенное безмолвие, которое нарушил Лютый, разрезав тишину на куски своим криком:
— Есть кто-нибудь?!
— Кто-нибудь. — ответило эхо, утонувшее в затопленной шахте.
Лютый обошёл все дома, и ему, за время скитаний многое повидавшему, стало вдруг не по себе. Савелию казалось, что посёлок только выглядит безлюдным, что его жители, и умершие, и уехавшие, сидят в своих квартирах, смотрят из окон, как Лютый бродит по улице, и зло скалятся, когда он перебирает их вещи. Савелий представил, что и все люди никуда не исчезают после смерти — они остаются жить там, где жили, так что любая квартира рано или поздно превращается в коммунальную, набиваясь, как копилка мелочью, живыми и мёртвыми жильцами.
Голод, сжимавший желудок в кулак, рождал в голове безумные картины: у Лютого плыло перед глазами, а за каждым поворотом мерещились люди. Пытаясь избавиться от навязчивого бреда, он поторопился уйти из посёлка, оглядываясь назад, будто боялся, что невидимые жители грозят ему вслед пальцем, хихикая по углам, словно черти.
«Никто никому не нужен», — бормотал Каримов, листая телефонную книжку и размышляя, зачем нужен дорогой телефон последней марки, если некому звонить. За каждой фамилией, вписанной аккуратным, ровным почерком, он давно видел не лица, а банковские счета, вычеркивая тех, у кого они обнулялись.
