— М-м-моя д-дочь, д-дочь! — заикался Лютый.
— Дочь на одну ночь, — хохотнул Могила, протирая заплывшие глаза. — Утром вернём.
Он снова откинулся на спинку плетёного стула, показывая, что разговор окончен. А Лютый решил во что бы то ни стало вытащить Василису из машины, но, подавшись вперёд, споткнулся и упал на стол. Кружки, не разбившись, скатились на пол, залив бандитов квасом. Разъярённый Могила вскочил, сжав кулаки, и бандиты, глядя на елозивший по его горлу кадык и вздувшуюся на лбу жилку, приготовились к драке.
Антонов опустил стекло, и от его лоснящихся щёк ненависть загудела у Лютого в висках.
— Ты чего, мужик? — улыбнулся Антонов. — Всё нормально, мы просто прокатимся.
— Да что ты с ним разговариваешь? — протянула Василиса. — Он никто.
— С-стрелять вас надо! — взорвался Лютый.
В маленьком городе или ты убиваешь скуку, или скука убивает тебя.
— Принеси-ка ружьё, — подозвал помощника Могила, вытирая платком залитые квасом штаны. — Быстро!
Он ел Лютого глазами, и Савелию стало не по себе. Притворившись, что в глаз попала соринка, он смахнул слезу, а Могила уже дожёвывал его, готовясь выплюнуть. Коротышка, предвкушая потеху, соскочил со стула, путаясь под ногами. Он силился угадать, что задумал Могила, причмокивая от зудевшего любопытства.
Саам принёс двустволку, которую Могила всегда держал в багажнике. Запыхавшись, он лихорадочно дышал, и его губы дрожали от волнения. Заметив это, Могила, усмехнувшись, удивлённо вздёрнул бровь, но своей судьбы в его лице не прочитал.
— Возьми, застрелись. — протянул он ружьё Лютому, поигрывая желваками.
Двое помощников подбежали к Могиле, услужливо подхватили ружьё и приставили ствол к подбородку Лютого, а его палец положили на спусковой крючок.
— Или застрели меня, — Могила смотрел перед собой, точно в зеркало. — Иначе я застрелю тебя.
Обрадовавшись неожиданной забаве, бандиты окружили Лютого. Прохожие замедлили шаг, а пухлая тётка, развешивавшая на балконе бельё, замерла, держа простыню над головой. Савелия била дрожь, ладони взмокли, а ствол впился в подбородок. Руки дрожали, и Лютый чувствовал, что палец, дёрнувшись, вот-вот нажмёт на крючок. Ему казалось, что туловище отделилось от головы, которая торчит, посаженная на копьё. Боясь пошевелиться, Лютый скосил глаза на дочь. Кто-то из бандитов хмыкнул.
— Тихо! — облизнул губы Могила.
Грохнул выстрел.
Разлетелись в небо вспугнутые голуби, ружьё выпало из рук. Лютый, словно во сне, не понимал, застрелился он сам или застрелил Могилу, а запах пороха, напомнивший дым костра, забился в ноздри, щекоча нос.
