Одной рукой ухватив его за волосы, я запрокинул головы недруга. Другой рукой — нахлобучил раскрытую Библию на ненавистную физиономию.
И невольно отшатнулся — таким смрадом наполнился воздух. Прижав ладони и покрывшемуся волдырями лицу, вампир скорчился в снегу, зарываясь в белый холод как можно глубже.
Зарывайся! Черт с тобой! Здоровье друга — важнее.
Я приподнял отца Василия, заглянул в затянутые поволокой глаза. Он нашел в себе силы встать на ноги. Пошатываясь, отстранил меня, перекрестил адское создание.
«Создание» трубно взревело, выскочило из сугроба и, взмахнув конечностью, смело меня с пути. Неубиваемый какой-то… Впрочем, танки тоже горят.
Это было нечто! Следующий крест отец Василий наложил не на вампира — нет! Он перекрестил себя! А когда вурдалак в нерешительности остановился, перекрестился троекратно! Шепча слова молитвы! Потом и вовсе стал класть кресты без счета.
Даже я, поднимаясь в отдалении, чувствовал жар невидимого пламени, объявшего сейчас фигуру священника. «Родитель» попятился.
Выпрямившись, я изготовился к прыжку. Глупо не воспользоваться случаем! Дождавшись, пока монстр подойдет ближе, прыгнул ему на спину, крепко-крепко обхватил — и вгрызся в шею.
Конечно, вампир не стал терпеливо дожидаться, пока я слезу. Оторвал от своего корпуса мои руки — я крепче сдавил его коленями. Он протянул руку к ним — я вновь сомкнул смертельное объятие.
Тогда он сломал мне запястье. Я вскрикнул и еще яростней набросился на струящуюся вдоль шеи жизнь. Там было могущество. Там был ключ к жизни — Надиной, моей, отца Василия. Ради этого стоило терпеть муки.
Убийца взялся за вторую руку. Судорожно вскрикнул и отпустил ее. Даже я почувствовал жгучую боль от святого креста, которым отец Василий наградил кисть зверя. Упырь качнулся вперед — я его грызанул. Потянулся ко мне — его перекрестил священник.
Какое-то время вампир метался, потом в безысходном порыве ударил меня о стену дома. Я свалился, он рухнул сверху. Мы впились друг в друга. Его тело крутило судорогой всякий раз, когда священник осаждал его крестом.
Это не было честной схваткой. И я выпил его до конца.
Обострившимся слухом я внимал, как в доме напротив пожилая женщина вызывает милицию — мол, человека под окнами убивают. Слушая ответ, она замолчала; потом положила трубку и тихонько, на цыпочках, прокралась к окну. Притаилась за краем занавески, тревожно всматриваясь в ночь.
Устало вздохнув, я взглянул на Надю. Она тихо дышала. Очень тихо. Слишком тихо — даже для меня.
