– -Прекратите снимать и покиньте помещение.
– -Мне разрешила администрация Дома. Это для истории,-заерепенился было тот, но Сева разъяснил:
– -Здесь я руковожу историей.
Дальше поджидал Забиженский, который сразу же побежал следом, возбужденно сообщая:
– -Спичкис просил вас зайти, грозился, что выставку закроет… Уже начали составлять… акт!-при последнем слове зубы Геннадия Александровича щелкнули.
Только теперь Чикильдеев понял мудрость Ильи Ильича. Человек, уволенный с завтрашнего дня, мог себе позволить всё. От ощущения свободы у Севы даже закружилась голова. Остановившись, он с наслаждением произнес торжественным голосом:
– -Скажите ему: пусть положит этот акт себе в постель.
– -Боюсь, Арнольд Карпович не оценит юмора,-шепотом сказал Забиженский.
– -Тогда объясните ему: когда у человека нет чувства юмора – это просто смешно!
Забиженский в задумчивости отстал. Верхним чутьем он уловил, что с обычно обтекаемым, как акулий плавник, исполнительным директором "Экспошарма" что-то не так. Геннадий Александрович не исключал в том числе, вероятность того, что из-за произошедших неприятностей Чикильдеев слегка тронулся умом, а сумасшедших Забиженский не любил. Сумасшествие часто толкает на поиски справедливости, что, как известно, является самым гибельным занятием на свете как для искателей, так и для окружающих.
На стенде "Тьмы веков" толпились характерные фигуры в светлых и темных пиджаках с огромными плечами, у каждого грудь выпирала вперед, как у жареного гуся. В горле у Чикильдеева сразу запершило от запаха укрытой под полой кожаной кобуры.
Пострадавший антиквар Шалтай что-то объяснял, один из объемистых пиджаков записывал. Прочие антиквары, словно коты, бродили вокруг, настроив уши и переговариваясь голосами, шуршащими не громче десятирублевых банкнот. Увидев Чикильдеева, некоторые направились к нему, но не успели ничего ни спросить, ни сказать. Уволенный завтра Сева зачем-то упер кулак в бедро и провозгласил развязно и громко:
– -Кто здесь старший?
Объемистые пиджаки повернули головы и посмотрели на говорящего с невозмутимостью крокодилов.
В этот момент появился ранее незамеченный Сковородный.
– -А!-сказал Чикильдеев всё тем же развязным голосом.-С вас два литра крови!
Сковородный, состроив лицо умной обезьяны, остановился напротив.
– -Никакой крови! На плане, приложенном к контракту, дверь не обозначена!
– -Какая дверь?
Уже произнеся это слово, Чикильдеев осекся. В память вдруг въехала рыжая занавеска и буквы:
