Город был также центром торговым: он выставлял на рынок изделия ремесленников, земледельческую продукцию, которой не было у кочевников, привозные товары.
Город был укрепленной цитаделью — как раз в силу того, что его степные соседи не пренебрегали и такой эффективной, на их взгляд, формой связи с городом, как вооруженные набеги.
Он был центром политическим — центром прилегающей к нему земледельческой округи, ограниченной пределами оазиса и также нередко огражденной от пустыни кольцом стен.
Наконец, он был центром религиозным — местонахождением храма и местопребыванием царя, которого повсеместно титуловали богом. В личности царя настолько олицетворяли общее благосостояние города, что ему кое-где не разрешали даже обстригать волосы: боялись, что в этом случае и государство чего-нибудь лишится!
Несмотря, впрочем, на обоготворение царей, советы, состоявшие из глав аристократических фамилий города, сильно ограничивали их власть. Корни такого совета явственно уходят из рабовладельческого города-государства в старину, при которой еще не было классовых различий и государственности, — к совету стариков племени…
В этом независимом городе-государстве, «в кольце городских стен, вокруг… укрепленного дворца городского царя и базара, на обширном, пересеченном оросительными каналами пространстве были раскинуты укрепленные усадьбы больших семей патрициата города (дихканов и купцов). Вокруг них в свою очередь группируются жилища рабов и клиентов… Важнейшим составным элементом городского комплекса являются буддийские, зороастрийские или манихейские храмы и монастыри»[11].
А каковы были взаимоотношения за стенами укрепленных усадеб, каковы были отношения дихкана с рабами и клиентами?
Дихкан «сочетал в себе рабовладельца и родоплеменного вождя». Глава большой патриархальной семьи — кедхуда (кед — дом), он пользовался в нем деспотической властью. Кед включал в себя, помимо жен и наложниц с их потомством, также и всех других домочадцев, в том числе рабов и неполноправных, лично зависимых от главы дома кедиверов. Это был социальный коллектив, весьма близкий ранней римской «фамилии» («фамулюс» — домашний раб). «Фамилия», как отмечает Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства», на первых порах обозначала даже не семью, а «совокупность принадлежащих одному человеку рабов». Лишь затем в обиход римлян вошло слово «фамилия» «для обозначения нового общественного организма, глава которого был господином жены и детей и некоторого числа рабов в силу римской отцовской власти, располагая по отношению к ним правом жизни и смерти».
