Там, внизу, они были в невесомости. Он подумал, что наркотик скорее всего имеет разобщающее действие, отделяя разум от тела. Это была бесцветная толпа, находящаяся за пределами тревог и боли, притягиваемая прозрачным повторением. Вся эта угрожающая электронная музыка и была повторением. Это была их музыка: громкая, банальная, бескровная и контролируемая. Она начинала ему нравиться.
Но, наблюдая за их танцами, он почувствовал себя старым. Целая эра пришла и ушла пока его не было. Они сливались воедино друг с другом, чтобы не быть слабыми поодиночке. Шум, пускавший свои корни в его волосы и зубы, был почти невыносим. Он видел и слышал слишком многое. Но это было его единственной защитой против распространяющегося психического состояния. Хотя он никогда не дотрагивался до наркотика, не пробовал и даже не видел его, но сейчас чувствовал себя больше толпой, бушующей внизу, чем самим собой.
- Скажите мне когда будем уходить. Я вас выведу.
- Где он?
- У входа. Вы же о Торвале? Он наблюдает за людьми у входа.
- Ты когда-нибудь убивал?
- А вы как думаете? Так же часто, как завтракаю, - ответил Данко.
Сейчас они были в состоянии транса, танцуя, как в замедленной съемке. Музыка стала похожей на погребальную песнь, со звуками клавишных, пронизывающих каждый кусочек сожаления. Это был последний техно-бунт, конец того, что заканчивалось сейчас.
Данко провел его вниз по длинной лестнице и через еще один проход. Там находились примерочные для актеров, сидящих или лежащих везде, скользящих рядом друг с другом. Он стоял в дверном проеме и наблюдал, потеряв способность говорить или ходить. Один из них лизнул лицо другого, и это было единственным движением в комнате. Даже тот факт, что его самосознание ослабевало, не помешало ему увидеть то, кем являются эти люди в своих химических галлюцинациях. Для него это осознание их хрупкости было нечто нежным и волнующим. Потому что они были всего лишь детьми, пытающимися не рассыпаться в воздухе.
Он почти дошел к двери, когда понял, что Данко уже не с ним. Но он понимал его. Наверное тот остался где-то и танцевал вне досягаемости войн и трупов.
Они с Торвалом зашагали к машине. Дождь закончился. Это хорошо. Это именно то, что должен был сделать дождь. На улице мерцали натриевые лампы и распространялось настроение раскрывающейся неопределенности.
- Где он?
- Решил остаться внутри, - ответил Эрик.
- Отлично, он нам не нужен.
- Где она?
- Я отправил ее домой.
