- Это меня устраивает.
- Ты такая внутри своей жизни. Когда я смотрю на тебя, чувствую большее возбуждение, чем в первые горячие ночи подростковой лихорадки. Я возбужден и смущен. Я гляжу на тебя и чувствую нарастающую эрекцию, хотя ситуация совсем к этому не располагает.
- Он не встанет, психологические факторы не позволят, - сказала она, - ведь он знает, что происходит сзади.
- В такие дни, я смотрю на тебя и чувствую электричество. Скажи, что ты его не чувствуешь. С той секунды, как ты села на сидение, после всего этого трагического ритуала бега, после грустной Иудейско-Христианской пробежки. Ты была рождена не для бега. Я смотрю на тебя и знаю кто ты есть. Твое тело мокрое и пахнет потом. Ты женщина, которая рождена сидеть в кресле, пока мужчина говорит ей, как она его возбуждает.
- Как получилось, что мы никогда так не проводили время вместе?
- Секс узнает нас, видит нас насквозь. Поэтому он так разрушителен. Он обнажает наше истинное лицо. Я вижу полуголую женщину, в изнеможении сжимающую бутылку воды между бедер. Достоин ли я чести, или же обязан, думать о ней, как о руководителе и матери? Она видит униженного мужчину, со штанами, спущенными до лодыжек, и выпяченной задницей. Какие вопросы он задает себе с такой позиции в мире? Возможно, важные вопросы. Вопросы, которые задают себе ученые. Например, почему "что-то", а не "ничто"? Почему музыка, а не шум? Красивые вопросы подходят к его такому низкому положению. Или, может, он думает более ограниченно, думает только о самом моменте? Думает о боли.
Боль была местной, но, казалось, она поглощает все вокруг: органы, объекты, улицу, звуки, слова. Ее смысл был в дьявольском осознании своей неизменности, и в то же время смысла не было совсем, кроме как для бессовестного "другого" мозга, расположенного немного ниже его мочевого пузыря. Эрик мог говорить о других вещах, но только через боль. Он будто жил внутри собственной предстательной железы - обидного факта в его физиологии.
- Жалеет ли он, что отказался от достоинства и гордости? Или он в тайне мечтает о самоунижении? - он улыбнулся Джейн, - Может, его мужественность всего лишь притворство? Любит ли он себя, или же ненавидит? Не думаю, что он знает. Или это меняется из минуты в минуту. Или вопрос настолько сильно теряется на фоне его дел, что он даже не отвечает.
Он думал, что говорит серьезно, а не для эффектности. Это были серьезные вопросы. Он знал, что говорит серьезно, но не был в этом уверен.
