Старик Гао обратил внимание на то, что чужак разбил небольшой, аккуратный огородик за своим ульем, накрыл грядки сеткой, а сам улей отнес его чуть в сторону. К тому же странник соорудил в нем заднюю дверь, так что к огороду получили доступ лишь пчелы из арендуемого улья. Под сеткой стояло несколько емкостей, наполненных, вероятно, чем-то вроде сахарных растворов — ярко-красного, зеленого, нежно-голубого и желтого цветов. Гао указал на них, но чужак лишь кивал и улыбался.
Пчелы обожали сиропы, они собирались толпами по краям оловянных мисок, опускали свои хоботки и насыщались до тех пор, пока не могли уже вместить в себя больше. Тогда они возвращались в улей.
Чужак сделал рисунки пчел Старика Гао. Он показывал их, объяснял, чем эти пчелы отличаются от других медоносных, рассказывал о древних пчелах, сохранившихся в смоле миллионы лет, но тут ему не хватало языковых познаний, и, если честно, Старик Гао не особенно интересовался. Они останутся его собственностью до самой смерти, а после нее они станут собственностью этого склона. Он приносил сюда других пчел, но те болели и умирали или же погибали в результате набегов черных собратьев, лишавших их меда и пищи.
Последний раз старики встретились на закате лета. Гао спустился с холма и с тех пор больше ни разу не встретил чужеземца.
* * *
Готово.
Работает. Я чувствую странную смесь торжества и разочарования, как если бы от поражения. Или это дальние грозовые облака так бередят мое естество.
Как странно бросить взгляд на руки и увидеть перед собою не привычную картину, но руки давно прошедших дней: суставы не распухли, волосы на тыльной стороне — темные, а не снежно-белые.
Эта загадка, эта, казалось бы, неразрешимая проблема поставила в тупик столь многих. Три тысячи лет назад, в попытке ее разрешения умер первый император Китая, чуть было не разрушив свое государство. И сколько она отняла у меня? Около двадцати лет?
Не знаю, поступил ли я правильно или — нет. (Хотя отход от дел без подобного рода занятия, в самом прямом смысле этих слов, свел бы меня с ума.) Я последовал указаниям Майкрофта. Я исследовал варианты решения и нашел ответ.
Откроюсь ли я людям? Нет.
И все же, у меня в рюкзаке — полгоршка темного меда. Полгоршка меда, ценность которого превышает ценность золотого запаса многих государств. (Я хотел написать «превышает стоимость всего китайского чая», имея в виду мои текущие обстоятельства, но такое сравнение даже Уотсон отверг бы, как мелодраматичный штамп.)
