Долгие годы деревенские судили между собою о тайне седовласого старца и варвара с заплечным мешком. Не исключали и версию смертоубийства. Пол в горной хижине Старика Гао вскрыли, но под ним остался лишь пепел да почерневшие от сажи оловянные поддоны.
Естественно, самоуправство имело место в тот период времени, когда Старик Гао уже исчез, а его сын еще не вернулся из Лицзяна, не принялся ухаживать за ульями на холме.
* * *
Все беды, — писал Холмс в дневнике 1899 года, — от скуки. От отсутствия интереса. Вернее, от того, что все вокруг кажется банальным. Расследование таит в себе интригу, доставляет удовольствие, событие достойно внимания, когда существует вероятность проигрыша. В ситуации, когда любое преступление гарантированно разрешимо, и весьма просто разрешимо — браться за расследование бессмысленно.
К примеру: убит человек. Следовательно, ищем убийцу. Преступление могло произойти в результате одной из весьма небольшого набора причин: покойный кому-то мешал; кто-то хотел завладеть его имуществом; или убитый кого-то разозлил. Где тут вызов?
Я просматриваю криминальную хронику: некое злодеяние ставит полицию в тупик, но я уже раскрыл его в общих чертах, если не в деталях, еще до того, как дошел до конца заметки. Ткань криминала истончилась. Преступление утратило притягательность. Зачем звонить в полицию, разгадывать за нее загадки? Все чаще я оставляю Скотланд-Ярд самостоятельно отвечать на вызов, который для меня вызовом уже не является.
Я жив лишь тогда, когда мне брошена перчатка.
Пчелы с покрытых туманами холмов, таких высоких, что их часто называли горами, жужжали под выцветшим, почти уже летом солнцем, перелетали с одного уцепившегося за склон весеннего цветка на другой. Старик Гао прислушивался к звуку безо всякой радости. У его родственника в деревне по другую сторону долины имелось несколько десятков ульев. Все они, хотя сезон только начался, пополнялись снежно-нефритовым медом. Старик Гао считал, что белый мед ничуть не лучше на вкус, чем желтый или светло-коричневый от его пчел. Но собираемый им урожай был вдвое меньше урожая родственника, а лучшая цена — вдвое ниже.
Пчелы с того склона горы — серьезные, трудолюбивые, золотисто-коричневатые трудяги несут в ульи огромные количества пыльцы и нектара. Пчелы Старика Гао — раздражительные, черные и блестящие, как пули, дают ровно столько меда, чтобы как-нибудь перезимовать самим, и еще чуть, чтобы Гао мог от случая к случаю продавать то в один дом, то — в другой по небольшому кусочку сот. Он берет дороже за мед с расплодом, с личинками — сладкими протеиновыми зернышками, тогда, когда таковой имеется. Весьма редко, потому как пчелы злы, угрюмы и что ни делают — делают нехотя, в том числе и потомство. Ему приходится держать в уме: каждые проданные соты с расплодом означают последующее уменьшение медоносных пчел.
