Впрочем, это было полбеды. Беда была в том, что эти современные наследники дела Ленина были уверены, что их приказы будут всегда выполняться, как выполнялись приказы самого Ильича, не страдавшего, как известно, политической импотенцией куда в более сложных для советского государства условиях, однако поздняя Советская власть оказалась биологически не готова ни к саботажу, ни к народным волнениям (пусть эти волнения провокация, а не всесоюзная стачка), потому что сама мысль о крамоле такого рода была вытравлена на корню их волевыми и решительными старшими товарищами, большинство из которых прошло горнило войны и сталинских чисток. Так, Горбачев, человек с заурядным мышлением, в одночасье решивший, что кабинет, в котором когда-то сидел Сталин, а теперь сидит он, дает ему право затеять системный передел государства, вдруг с удивлением увидел, что его власть ставится под сомнение, а стул, который априори не мог зашататься под Сталиным, под ним так просто раскачивается. Что уж тут говорить о каких-то членах ГКЧП, предполагавших, очевидно, одними нормативными актами и декларациями, словно шапками, закидать антисоветский элемент во главе с Ельциным и вдруг встретивших на этом, привычно гладком и знакомом им с младых номенклатурных ногтей пути препятствие в некоем подобии народного протеста. Как им было не впасть в прострацию?
Тем не менее даже с учетом всего выше сказанного политическая импотенция людей, вводящих чрезвычайное положение, – конечно, нонсенс, тем более если вспомнить, что, к примеру, герой этой главы Дмитрий Язов – мало того что маршал, так еще и доброволец Великой Отечественной, уж кому как не ему, казалось бы, проявить бесстрашие. Ан нет. Убоялся маршал войны гражданской (а сколько их потом прокатилось по постсоветскому пространству), хотя не боялся ходить в атаки на войне Отечественной. Получается, что правители, объявившие, что в стране положение чрезвычайное, сами чрезвычайно действовать не могли или не хотели. Хотя, конечно, все дело могло быть и в том, что члены ГКЧП ждали каких-то команд извне, рассчитывали на чью-то поддержку, короче говоря, имели в виду какой-то иной сценарий развития событий, нежели тот, который диктовала реальность…
Что я имею в виду?
В приведенных ниже интервью Дмитрий Язов и Анатолий Лукьянов, отсидевшие, между прочим, за участие в ГКЧП в тюрьме, утверждают, что Горбачев пусть и не явно, но дал свое «добро» на введение чрезвычайного положения, закон о котором, кстати, был принят не когда-нибудь, а в марте 1991 года, то бишь всего за несколько месяцев до ГКЧП, и, по словам еще одного героя этой главы председателя Гостелерадио СССР Леонида Кравченко, был законодательной предтечей событий 19–21 августа 1991 года. То есть Михаил Сергеевич благословил явно или с помощью птичьего партийного языка своих ближайших соратников на введение ЧП. Но, как мы видим из жалоб маршала со спикером, благословил поначалу, а потом отыграл назад, тем самым подставил ГКЧП и дезорганизовал всю его деятельность. Да простят меня Дмитрий Тимофеевич, Анатолий Иванович и некоторые другие герои книги, высказывающие эту же версию причин пассивности ГКЧП, но этот детский лепет, конечно, лишний раз свидетельствует о том, что натура у Михаила Сергеевича была подловатая, но оправдать бездействие ГКЧП никак не может.
