Сейчас Тэмгэн, сидя на своей нарте, гладил заскорузлыми руками холодный ствол винтовки, и ему уже чудился рев моржей на лежбище, мерещились черные когти их ластов на льду, налитые кровью глаза, складки толстой кожи, покрытой белесыми волосками. Знаменитая будет охота, удачливая охота!
Упряжка резко остановилась, и Тэмгэн от неожиданности чуть не вывалился в снег. Рультынэ легко соскочила с нарты и указала на странный ярко-желтый предмет, застрявший в сугробе:
— Смотри!
Рультынэ шел уже девятнадцатый год. Смуглое тонкое лицо ее всегда будто светилось изнутри, а в ласковых темных глазах то и дело вспыхивали озорные огоньки. Подвижная, проворная, она в два прыжка очутилась возле большого ярко-желтого сундука, склонилась над ним. Тэмгэн, не выпуская из рук винтовку, кряхтя, поплелся за внучкой.
Только вблизи охотник смог как следует рассмотреть находку. Вначале он решил, что сундук обит кожей, но, потрогав его руками, убедился, что это не так: стекло — не стекло, железо — не железо. Неподалеку валялись пять парашютов из белого шелка и серая коробка.
«Однако, добротный материал»,— подумал Тэмгэн, пощупав шелк. Находка озадачила его. Он считался мудрым человеком на побережье, но сейчас стал в тупик. Что бы это могло быть? Рультынэ вопросительно смотрела на деда. Тот молчал.
Как они убедились, находка была тяжела, и погрузить ее на парты не удалось.
— Степану сообщить надо,— наконец вымолвил охотник.— Степан разберется.
До наблюдательного поста, которым командовал мичман Степан Ситников, было километров восемь, и Тэмгэн подумал, что будет совсем неплохо, если они с Рультынэ завернут на пост. Моряки всегда радушно встречали старого охотника и его внучку, поили их горячим чаем, угощали папиросами, делились новостями. А этим летом по просьбе колхозников матросы даже помогли отремонтировать мотобот в рыболовецкой бригаде.
Рультынэ вспыхнула, словно маков цвет; она не могла скрыть радости, которую вызвали последние слова деда. Ее длинные заиндевевшие ресницы дрогнули, сердце забилось сильнее.
У нее были свои причины радоваться предстоящей поездке на пост: летом матрос Иван Прохоров вместе с другими моряками ремонтировал мотобот в их колхозе; тогда-то она и познакомилась с этим светловолосым великаном. Рультынэ была заведующей колхозной библиотекой, и Иван всегда находил благовидный предлог, чтобы зайти сюда. Говорили о литературе. Иногда Иван рассказывал о приволжском городке Вольске, откуда был родом, о своей старой матери и сестренках. С ним было просто и легко. Когда они вдвоем склонялись над красочным журналом, в синих-синих, как весеннее море, глазах Прохорова появлялось что-то бесконечно доброе, что-то по-детски беззащитное.
