Посидел несколько минут молча, должно быть представляя себе эти черноземные километры, до горизонта засеянные пшеницей. Мечтательно сказал:
— Вот что это — свое государство!
— Так чего же ты с немцами связался? — спросил Стецкив, не зная, что попал в больное место.
— Да немцы хоть что–то обещали! Кто колхозы разогнал? Немцы. Кто коммунистов вешал? Понимать надо… С немцами можно было договориться; если им не перечить, они и тебе дышать давали…
— Чистая правда, — согласился Стецкив, вспомнив привольное житье полицая. — Чистую правду говорит…
Каленчук зашелестел в темноте бумажкой — готовился закурить. Выкресал огонь, прикурил, на миг осветив свой длинный нос. Спросил Стецкива:
— Так ведь я настоящим хозяином был, а ты? Большевики у тебя вряд ли отняли бы землю… Середняк — по–ихнему. Ну и хозяйничал бы…
— Эва! — возразил Грицко, — У меня с ними одного пути нет…
— Почему?
Стецкив не ответил. Ерзал в своем углу, то ли думая над ответом, то ли не зная, что сказать. Наконец нерешительно заговорил:
— Так у меня такая линия. Оккупация меня в люди вывела. Кто такой был Грицко Стецкив? Хлебороб и крестьянин… А немцы дали мне карабин. Я тогда любого мог застрелить… У тебя карабин, ты и судья! Идешь по селу, а от тебя или прячутся или кланяются тебе. Начальство, пся крев, ничего не скажешь! А еще и угощают… Я знаешь сколько при немцах самогонки выпил? Больше, чем за всю свою жизнь!
Отважный захохотал.
— Первачку бы сейчас! Благодать… — Грицко почмокал языком.
— И я бы выпил, — согласился Каленчук.
Дудинец включил фонарик, полез за нары, отбросил какие–то тряпки и поставил на стол посреди тайника полную поллитровую бутылку самогона.
— Что же ты молчал? — обрадовался Каленчук.
Стецкив, не теряя времени, пододвинул стакан…
— Еще есть?
— Последняя.
Самогон разлили по стаканам. Грицко выпил свою порцию одним духом, Дудинец тоже, а Каленчук отпил только половину, чтобы и потом потешить душу. Первак сразу ударил ему в голову, стало приятно. И забыл, что прячется от большевиков в сырой яме. Откуда–то взялась храбрость, хвастливо пообещал:
— Выгоним красных, будет вам самогону — хоть залейся!
— Это здорово, — почмокал губами Стецкив. — Мне б еще одно…
— Что? — милостиво спросил Каленчук, будто от него и в самом деле зависел раздел будущих благ.
— Мне бы полицаем!
— Хо–хо! — пришел в восторг Отважный. — Быть тебе не рядовым полицаем, а сержантом полиции, и не тут, а в городе!
— Не хочу, — возразил Стецкив.
