Юхим потянул носом. Черт с ними со всеми, он сумеет устроить свою судьбу, лишь бы перейти проклятую границу. И разве ему нужно больше всех, что ли? Пускай целуются тут с большевиками, пускай даже лижут им это самое место, ему уже все равно, еще несколько дней, и он попадет в действительно свободный мир, где его золото откроет все дороги. Забудет тогда и про Качаки и про собственный дом… Однако к чему клонит Юрко? Каленчук переспросил:
— Не расслышал, ты это о чем?
Демчук смутился. Повторил, отводя глаза:
— Ты сколько собираешься того… гостить?
— Обременяю?
— Да нет, но времена, сам знаешь…
— Дела у меня тут, — объяснил Каленчук. — Вот закончу и сразу отправлюсь.
Демчук подумал: они с Мартой договорились дать Юхиму пристанище на два дня. Но ведь это было до того, как Юхим подарил золотые часы. Решительно сказал:
— Дня три–четыре могли бы вас подержать…
Каленчук промолчал. Знал: испугались. Испугался и этот длинный чурбан Юрко, и Марта — родная сестра, которую он любил и любит. Понимал их, но все же было грустно. Наконец пересилил себя — что ж, каждый думает прежде всего о своей шкуре, — ответил с напускной веселостью:
— Трех–четырех дней нам хватит. Вот только съезжу в Дрогобыч.
— Документы есть? — насторожился Юрко.
Каленчук похлопал по борту пиджака:
— Документы — первый сорт. Автобус ходит?
— А то как же.
— Тогда послезавтра на рассвете. Пойду к шоссе левадой, вряд ли кто теперь меня тут узнает, да береженого и бог бережет.
Наконец–то Чмырь принес с почты письмо. Сливинский нетерпеливо разорвал синеватый конверт, вынул лист бумаги, исписанный химическим карандашом. Прочитал:
«Уважаемый сударь! Я договорился относительно купли товаров, которые так интересовали Вас. Приезжайте в девять утра. Ждите меня у чайной».
Все было так, как и условились, и пан Модест вздохнул спокойно. Завтра решающая встреча с Грозой, и через несколько дней они перейдут границу. В польских Бескидах их уже будут ждать: есть надежный человек, который проведет через горы до чехословацко–немецкой границы.
На дрогобычском базаре торговали всем — начиная с картофеля и кончая старинными бронзовыми канделябрами. Пан Модест не стал слоняться среди рядов, зная, что базарная толкотня во все времена и во всех странах привлекала и привлекает стражей порядка как в форме, так и переодетых. Встречаться с ними ему, ясное дело, не хотелось, и Сливинский остановился возле чайной так, будто изучал витрину в соседнем магазине. Впрочем, этим заниматься ему пришлось недолго. Кто–то остановился рядом и вежливо поздоровался:
