Но Радищев прекрасно понимал, что в существовавших тогда социально-экономических условиях подлинный прогресс земледелия совершенно невозможен. И поэтому он с горечью говорил о том тяжелом положении, в каком окажется любой подобный ученый — «благодетель рода человеческого».
«Хотя бы он и явился, благотворный сей Гений, Правительства наши не уважут его трудов, и сей жизнодательный новый Ираклий (Геркулес. — Авторы.) поживает неуважаем, презрен, в изгнании, и поистине — не велико ли ослепление их?»
Эти слова Радищева оказались пророческими: выдающиеся труды Комова, Болотова, Радищева и других русских ученых и агрономов конца XVIII — начала XIX века не нашли признания и были незаслуженно забыты. Мысли, высказанные ими, стали появляться несколько десятилетий спустя в работах ряда западноевропейских ученых, таких, как, например, А. Тэер (1752–1828). Но и те положения, которые сформулировал Тэер, не нашли сколько-нибудь широкого применения в земледельческой практике Западной Европы.
Ю. Либих и его ученики на первых порах имели больше успеха, им поверили не только ученые, но и сельские хозяева, прежде всего помещики. Спасение нашего земледелия, по Либиху, простое дело. Сущность этого «спасения» Вильямс коротко изложил со свойственной ему выразительностью: «Стоит только возвратить в почву в более дешевой форме то, что у нее берется, и хозяин может опять спокойно наслаждаться жизнью».
Но либиховская теория полного возврата оказалась ошибочной. «Миллионы были зарыты в землю, — говорил Вильямс, — а она продолжала давать все те же скудные урожаи, и призрак голода опять повеял над Европой».
Земледельческая практика быстро разочаровалась в достижениях науки, оказавшихся несостоятельными. Послелибиховский период в истории западноевропейского земледелия ознаменовался возрождением фантастических и лженаучных теорий.
«Появляется ряд сочинений, — говорил Вильямс об этом времени, — с непостижимой смелостью трактующих о предметах научного земледелия. Пародия на науку следует за пародией. Старые, как мир, советы, дававшиеся еще Катоном и Вергилием, вновь выплывают наружу, облеченные в ложнонаучную оболочку».
Вот почему Докучаев и многие другие крупные ученые того времени так настойчиво призывали отказаться от слепого подражания иностранцам в области агрономии. Это понимал прекрасно и Вильямс. Ярко и убедительно критиковал он лженаучные и односторонние течения в западноевропейском земледелии. Он видел, что именно в России давно зародилось правильное учение о земледелии как самостоятельной науке, опирающейся в своих практических выводах на все главнейшие достижения естествознания. Но Вильямс высоко оценивал и те работы иностранных ученых, которые содействовали развитию земледельческой науки. Имена Пастера, Вольни, Буссенго и других Вильямс всегда произносил с уважением.
