О борт судна плескалась вода, но звон, стоявший у Алекса в ушах, заглушал ее плеск.
Алекс тяжело вздохнул и прижал ладонь к боку.
Это не я, сказал он себе. Не может быть, чтобы все это случилось со мной.
Все вокруг как будто оказывало ему сопротивление. Холодное, безжалостное сопротивление.
Он попытался вспомнить, попытался вернуться к себе, каким он когда-то был. Закрыл глаза.
Где-то глубоко внутри он ощущал боль, словно туда капнули расплавленного олова.
Нет, это не он сидит здесь на койке. Не он весь сжался от боли. Этого не может быть. Нужно поскорей вернуться обратно, в прошлое. Или найти путь в будущее. И тогда все станет на свое место.
Он задремал.
Кто-то был с ним в каюте.
Он был один, и вместе с тем в каюте присутствовал кто-то еще. И Алекс знал, кто это.
* * *
Судно скользит по ровной ряби. Берег остался за кормой, его уже почти не видно. Солнце клонится к горизонту. Под двадцатью тремя из двадцати девяти паровых котлов «Титаника» пылает огонь. Корпус и переборки слегка дрожат. Винты толкают судно вперед, делая по семьдесят пять оборотов в минуту. Минуты бегут. Впереди открывается океан. На борту меняется ритм жизни. Лихорадочная спешка, связанная с отправлением, уже улеглась. Опытный глаз еще может уловить некоторые приметы берега, если внимательно поищет их за кормой. Но никто ничего не ищет за кормой.
На корме, на палубе «Е», в каюте рядом с камбузом сидит Алекс. Перед ним перо и бумага. Он расположился у маленького стола. Но долго не прикасается к перу, то ли потому, что не знает, о чем писать, то ли боится качать.
В конце концов он выводит на бумаге первые слова. Кириллица кажется ему непривычной. Сперва перо движется неуверенно, но потом рука расходится. Он пишет письмо, то, которое ему следовало написать очень давно. Возможно, уже слишком поздно писать это письмо, но он все равно напишет его.
Скоро, думает Алекс, скоро уже для всего будет поздно.
Он уже почти не может есть, но голода не испытывает. И почти не спит. Он уже очень давно не спал по-настоящему. Так почему бы ему не написать это письмо? Быть может, покой океана поспособствует ему. Может, письму сообщится медленный ритм дня. Скоро уже для всего будет поздно. Каждое утро солнце будет вставать над Атлантикой, каждый день часы будут переводиться назад, пока судно будет удаляться на запад от Гринвичского меридиана; незаметно сутки на судне дойдут до двадцати пяти часов. У него целый океан времени. Он напишет это письмо.
