— Я майор Джон Йоссарян из Пентагоновского Военно-воздушного проекта «М и М», — ответил Йоссарян жестким, четким голосом. — Ах ты, наглая скотина. Где твое начальство?
— Капитан Макмагон слушает, — сказал с бесстрастным удивлением голос постарше. — В чем дело, сэр?
— Капитан, говорит майор Джон Йоссарян из Пентагоновского Военно-воздушного проекта «М и М». У вас там находится мой сын. Я требую, чтобы к нему никто не прикасался, я требую, чтобы его оставили там, где он есть, я требую, чтобы от него удалили всех, кто может его обидеть. А это включает и ваших полицейских. Я понятно говорю?
— Я-то вас понимаю, — холодно ответил Макмагон. — Только вот я думаю, что вы меня не понимаете. Как вы назвались?
— Джон Йоссарян, майор Джон Йоссарян. И если вы будете и дальше морочить мне голову, то я и вас размажу по стенке. Я буду у вас через шесть минут.
Он дал водителю такси сотню долларов и, слыша тяжелые удары своего сердца, вежливо сказал:
— Пожалуйста, проезжайте под любые сигналы светофоров, если это будет безопасно. Если вас остановит полицейский, я дам вам еще сотню и остальную часть дороги пройду пешком. У меня ребенок попал в беду.
То, что ребенку было за тридцать семь, не имело значения. Имело значение то, что он был беззащитен.
Но Майкл был еще в безопасности; его пристегнули наручником к стене, словно без этой удерживающей цепочки он свалился бы на пол, и он был бледен, как смерть.
В участке царил хаос. Все было в движении, и повсюду стоял крик. В зарешеченных клетках двигалось множество рук, потных лиц, поблескивали глаза, мелькали рты, то же самое происходило и в коридоре, в воздухе носились самые разные запахи; полицейские и охранники, тоже взмокшие и снующие туда-сюда, трудились в поте лица, отбирая, расталкивая, распихивая и вышвыривая задержанных, чтобы на улице рассадить их по фургонам и доставить в центр для передачи в другие руки. Из всех, кто там находился, только Майкл и Йоссарян демонстрировали какие-то признаки удивления происходящим. Казалось, что даже задержанные идеально приспособились к этой бурлящей атмосфере и насилию. Многие откровенно скучали, другие презрительно посмеивались, некоторых охватывал ораторский раж. Несколько скандальных молодых женщин, корчась от смеха, нагло выкрикивали оскорбительные непристойности, пытаясь подколоть и разозлить взмыленных охранников, которым приходилось, молча снося все это, заниматься своим делом.
Макмагон и дежурный сержант ждали его с каменными лицами.
