— Нет у меня никакого багажа. Вот журнал, и все. У меня обратный рейс через три часа. Я не красна девица, из аэропорта доехал бы и сам, но дома дел много, а разговор у меня не телефонный.
— Что еще стряслось? Пойдем, поговорим. У меня машина на стоянке. Когда у тебя регистрация?
— Часа через полтора.
— Ну, время у нас еще есть. Может быть, съездим куда-нибудь, перекусим?
— Ох, Саша, не до перекусов мне.
— Так что случилось-то? Что ты взъерошенный такой?
— Копают под нас, Саша. Твои коллеги копают, из ленинградской милиции. И копают серьезно. Они вышли на Лору и Сахиба.
— С чего ты взял? Давай-ка по порядку.
— Значит, так. В эту среду приходит ко мне один больной. Лежит он у нас с пневмонией, скоро выписывается. Вообще-то он должен был лежать в ведомственной больнице, он в нашем ГУВД работает. Подполковник Брадис. Евгений Карлович. Но к нам его по «скорой» привезли из дома, он живет рядом. Так мы его у себя и оставили. Тем более, Берта меня просила, заведующая третьей терапией. Она его еще с войны знает.
— Ну и что?
— Так вот, приходит он ко мне, извиняется за то, что отнимает время, и начинает долго у меня выспрашивать про Лору. Мол-де разбирал он старые фотографии, увидел такую красавицу… Он, оказывается, в качестве эксперта ее квартиру осматривал и фотографию эту оттуда прихватил. Сразу, говорит, узнал руку большого мастера, Натана Белкина. Хотел даже поинтересоваться у него, при каких обстоятельствах была сделана эта фотография, но его отвлекли какие-то там дела. И вот только теперь он про нее вспомнил. И пришел ко мне.
— А к тебе-то почему?
— Во-первых, говорит, вы, Юрий Романович, работали с ней в одном отделении, может, вы мне что-нибудь интересное о ней расскажете, о том, как это ваша медсестра, такая опытная, отравилась ветеринарным морфием. Как же, говорит, она ампулу-то не разглядела? Ну, а во-вторых, говорит, я давно хотел с Натаном Яковлевичем встретиться, да вот уже много лет ему не звонил, а возраст у него такой, что без предварительной разведки звонить боязно.
— Ну, а ты что?
— Я ему сказал, что тесть мой жив-здоров, хотя и пребывает в глубоком маразме, и вряд ли вспомнит эту самую фотографию. Которую, между прочим, делали по моей просьбе то ли для Доски почета, то ли для стенгазеты. Сказал ему, что было это незадолго до несчастья с Семиной. Сказал, что сам удивляюсь, как могло такое с ней произойти. И вот тут-то и понял, что этот визит вызван не просто старческим любопытством.
