– Ха! Бывший сотник. А сейчас – беглый преступник, ослушник и бунтовщик. Что, проглотил язык?
– Язык на месте. Смотри, чтоб ты свой не проглотил. Звание сотника я получил от хорезмшаха, и только он вправе его отнять. Поскольку никаких распоряжений на сей счет не поступало, я остаюсь сотником. И поскольку начальник крепости умер, а другие предводители позорно устранились от забот войны, а становлюсь здесь начальником, ясно? И ты, Тощий Курбан, будешь делать не то, что хочешь, а то, что я прикажу. Как начальник укрепления Айхан я требую, трубач Курбан, чтоб ты сейчас же заткнул глотку, паршивая сволочь. Пока я не заткнул ее моей булавой. И я требую, воины Алгу и Таянгу, чтоб вы немедленно доложили, что тут случилось. Ну?
…Кипчаки и с ними, конечно, вездесущий сарт Курбан сели завтракать. Еды было мало. И когда кто-то сказал, что нужно бы пригласить и булгарина с русским (они находились тут же), трубач воспротивился, хотя хлеб принадлежал вовсе не ему.
– Гость, есть гость, да, но мы все-таки мусульмане, – заявил Тощий Курбан. – Негоже нам сидеть за одной скатертью с русским. Это враг, неверный. Он свинину жрет. С русским грех даже разговаривать, не то что пищей делиться.
– Но Сабур-то правоверный, – осторожно заметил Алгу.
– Правоверный? – воскликнул Курбан. – Что это за правоверный, который с христианином дружит? Он давно осквернился. Гнать их взашей отсюда, проклятых!
– Правильно, – поддержал трубача Таянгу. – Я не мусульман видеть не могу. Помнете последний завет пророка? «Убивайте неверных». А Бахтиар носится с ними, будто они ему родичи.
Случается – человек, думая вначале совсем иное, чем собеседники, начинает для приятности или просто из лени вежливо поддакивать остальным. Потом, раз уж он произнес неверное слово, ему приходится, чтоб оправдаться в собственных глазах, выгораживать злополучное слово перед самим собой, хотя глубью сердца он чувствует свою неправоту. И, защищая заведомо ошибочную мысль, человек незаметно проникается ею.
– А что Бахтиар? – важно изрек Алгу, всего мгновение назад и не помышлявший осуждать Бахтиара. – Он сам – неверный. Бродил по разным странам и городам, с китайцами, греками, евреями водился. Под одной крышей спал. Из одной миски хлебал. Вот и набрался от них дерзости и прочей мерзости. Огнепоклонник. Язычник. Безбожник. Недаром Бурхан-Султан его не любит.
Сотрапезники говорили по-кипчакски, а Сабур и Олег хорошо понимали кипчакский; для булгарина то был почти родной язык.
