– Не хочу.
– Кушать, ханум?
Гуль вновь потянулась к халату. Что бы такое съесть? Перебрала мысленно блюда, которые могла принести ей служанка. Тонкий хлеб. Колбасу из конины. Острый суп с жирной бараниной, жгучим перцем, репой и морковью. Сливки густые. Мед. Сушеный виноград. Сладкую дыню. И прочее. Каждый день – одно и то же.
– Не хочу.
– Прогуляться изволите, ханум?
Гуль слегка оживилась. Расправила рукав халата, чтоб сунуть руку… и уронила ее на атласное одеяло. Гулять? Где тут гулять, в проклятом Айхане? В дворцовом саду студено и пусто. Взойти на башню, глядеть на поля? Надоело. С души воротит от этих башен и стен, от полей. К тому же теперь в тех полях рыщут татары. Еще убьют. Жаль, не удалось перебраться в Ургенч. Чернь задержала, чтоб ей сгинуть.
Ох, и испугалась же Гуль, когда у ворот завязалась драка. Негодный Джахур. Сиди тут по его вине. Повеселилась бы дочь Нур-Саида в Ургенче! Столица. Сколько, должно быть, красивых мужчин при дворе.
– Не хочу.
– Позвать Бейбарса?
Гуль задумалась. Бейбарс. Глаза с поволокой, сахарная улыбка. Позвать? Она, сомневаясь, прислушалась к себе. Никаких желаний. Пусто, студено внутри, как в дворцовом саду с голыми деревьями.
– Не хочу.
– Разыскать… Бахтиара?
– Что ты?! – Гуль прикрылась халатом, зло взглянула на дуру Адаль. – Не смей без меня и при мне о нем говорить!
Она боялась Бахтиара.
Он не походил на мужчин, которых знала Гуль. Все, без хлопот получив требуемое, уходили с довольной улыбкой и тотчас забывали о ней. Так же, как Гуль о них. Никому бы и в голову не пришло досаждать любовнице ревностью. Бахтиар же строг и требователен. Хочет, чтоб Гуль служила только ему. Странный человек.
Она обратила внимание на кузнеца потому, что все в Айхане им восторгались. Умен, пригож. Мастер рубиться на саблях кривых, стрелок отменный. Любопытно. Призывая его к себе, Гуль стремилась к обычным утехам. Но Бахтиар вдруг женился на ней.
Еще никто не обращался с Гуль-Дурсун с такой обостренной нежностью. Но никто не относился к ней и с такой пугающей серьезностью. Нежность подкупала, серьезность отталкивала. Вызывала смутное чувство ответственности. Но зачем ей она, та ответственность, на что ей зависимость, скованность? Каждый волен в своих поступках. Делай, что нравится.
Привязанность мужа представлялась дочери Нур-Саида излишне упорной, опасной, суровой. Жить мешала, как хворь. Беспокоила, точно в сердце заноза. Хотелось вынуть занозу, кинуть прочь.
