Оказалось, однако, что Курлагутова ненависть втрое превосходит Баргутову мощь и злобу. Внезапный рывок! – и стрелок, упруго присев, кинул сотника через себя. Глухой, тяжелый удар. Будто упал мешок с пшеницей. Баргут распластался навзничь. Курлагут голодной птицей метнулся к нему, придавил коленом грудь. Опозоренный сотник лежал неподвижно, хотя и мог еще вывернуться, встать, схватиться с противником вновь. Он тихо плакал.
– Нож! – хрипло крикнул Курлагут.
Он воткнул нож в шейную ямку Баргута, вынул, вытер о штаны, с поклоном подал Уразбаю черенком вперед.
– Спасибо. Теперь – спрашивайте.
Бахтиар с трудом разлепил губы.
– Сколько людей у Чорматуна?
– Пятьсот татар, тысяча кипчаков, пять сотен пленных.
– Почему, окружив крепость, татары оставили открытой дорогу перед воротами?
– «Золотой мост».
– Что это значит?
– Нарочно кольцо разомкнули, чтоб выманить вас наружу. Выйдешь – в засаду попадешь.
– Так. Где хранится запас стрел?
– В трех крытых повозках на берегу правого притока Гавхорэ, напротив юго-восточной стены.
– Сало, вино, зерно?
– В обозе, к западу от Айхана, за левой ветвью канала.
– Хорошо. Последний вопрос – где стоят камнеметы?
– У старой мечети.
– Спасибо, гость. Спасибо. Ты спас Айхан от лютой беды. Слушай. Здесь ты видишь людей, непохожих друг на друга. Сарты, кипчаки, туркмены. Каракалпаки. Даже булгарин и русский найдутся. Но мы неплохо ладим между собой. Кровь у всех разная, зато доля – одна. У нас – содружество бедных, понимаешь? Будь с нами и ты, татарин. Примем с великой радостью.
Курлагут долго не отвечал. Он понуро сидел у костра, думал, тупо глядел в огонь. Вздохнул, угрюмо покачал головой.
– Нет, – сказал он с тоской. – Я должен умереть. Я – предатель. Зарезая начальника. Открыл врагу наши тайны.
Татарин медленно поднялся, сделал несколько, неверных шагов к краю стены. Закрыл ладонями плоское лицо и боком, расслабленный, вялый, будто уже неживой, упал в темноту.
Айханцы остолбенели.
– Вот тебе и содружество бедных, – горько усмехнулся. Джахур.
– Ой, не могу! Задыхаюсь. Уйдем отсюда, иначе упаду… – Мехри, отчаянно мотая головой, потянула Асаль за собой.
Под ногами, жадно присасываясь к обуви, нехотя расползалась, вынутая из-под кирпичного, киркой разбитого пола, пахучая мокрая глина. У стены при блеклом свете слепого, еле тлевшего факела зияло свежевырытой могильной ямой продолговатое отверстие. Оттуда густо плыла липкая сырость, насыщенная злой, невыносимой вонью.
