Сверху доносились семенящие шаги женщин, широкие и размашистые — молодых мужчин, протяжный шелест велосипедных колес, мелкий топот детей, неспешная уверенная поступь мужчин взрослых. Наконец шуршание песка над головой ненадолго стихло — Вывей выскользнул из трубы, вдоль самой воды, скрываясь за прибрежными камышами, пробрался до ивовых зарослей и уже за ними вышел на газон, низко опустил голову и повесил хвост, труся по густой и сочной, пахнущей дождем и прелостью, молодой траве. Слабый ветерок доносил от тропинки сладковато-конфетные ароматы гуляющих дам, слабо перебитый мускусом и сиренью пот их кавалеров, вонь обувной смазки и острую резь горелого пластика, который многие из людей зачем-то вдыхали из подожженных палочек. Однако всех двуногих объединяло одно: им были глубоко безразличны хлопоты зверя, бегущего в безопасном удалении и смотрящего в другую сторону. Не поднимай голову, не гляди, не издавай лишних звуков — и ты останешься невидимкой. Вот и вся тайна выживания в здешних странных каменных лесах.
Поначалу Вывею было очень трудно привыкнуть к близости такого количества людей у своей норы и охотничьих троп. Но, увы, у него не оказалось выбора. Всего зиму назад он жил в прекрасном чистом, тихом и спокойном осиннике, полном зайцев, лис и других мелких жирных зверьков. Правда, попал он туда вместе со своей Белошейкой не по своей воле, а спасаясь от облавы, учиненной на родную стаю, жившую еще дальше, в лесах сухих и сосновых. Вдвоем с молодой волчицей они смогли прокрасться совсем рядом с толстым, пахнущим смолой и дымом, тяжело дышащим человеком, до пота в ладонях сжимающим ружье и слепо уставившимся на подрагивающие от ветра заросли лещины. Двуногий их не заметил, хотя, отступи на пару шагов, мог бы отдавить им лапы.
Потом они с Белошейкой долго кружили, дожидаясь остальную стаю — но больше никто за пределы бора, к густому от молодой лозы, безопасному болоту, так и не вышел. Они тоже не рискнули возвращаться к разоренному двуногими логову и ушли в свободную сторону, через несколько дней осев в роще, в которой люди пока не оставили ни следов, ни запаха. Пара старательно искала место, где будет безопасно, где пережитый ужас не повторится больше уже никогда. И вот поди же ты, как оно вышло…
Обогнув вдоль воды куцый прудик, по которому люди катались кругами, как посаженные на цепь псы, Вывей замедлил шаг, принюхиваясь к ничем не приметной кочке, повел ушами. Шаги, шаги, шелест велосипедных колес, слабо пахнущих болотной слизью, и едкий спиртовой дух… Дождавшись промежутка, он вышел на дорожку, по ней перемахнул по пологому мосту через небольшую влажную канаву, повернул вдоль сетки, за которой обильно воняющие потом люди с громкими хлопками метали друг в друга мячиком, и через густой бурьян пробрался к человеческой трапезной. Она шумела всегда — и днем и ночью; пахла горелым мясом, травяной кислятиной, дымом, паром и спиртом, здесь всегда сидели люди и ели, ели, ели, сменяя друг друга. Но Вывей направлялся, разумеется, не за столик. Он осторожно подкрался к двум длинным мусорным бакам, за которыми шла плотная стена высокой полыни и крапивы. Шорохи между бачками слышны были издалека, доказывая, что людей рядом нет, а добыча — есть, и Вывей без задержки прыгнул на дичь, одну из крыс сцапав клыками, другую же попытавшись достать лапой. Увы, вторая оказалась слишком увертливой и, оставляя кровавую полосу, шустро забилась в узкую щель под баком.
