В эту лужу Егоров тоже недавно угодил, как и в болотце на заливе. Гулял с болонками и оступился. Тогда и заметил сколько там лягушек: целый взвод из-под ноги выскакал.
Сил на устриц больше не было.
Дурят трудовой народ.
Сговорились — и делают вид, что вкусно. Невозможно, чтобы это кому-нибудь всерьез нравилось.
Егоров отодвинул тарелку и допил чай.
— Вы тут доедайте, если хотите, а мне в одно место надо сходить. Встретимся в час на пляже. Доедайте, доедайте,— разрешил он,— не пропадать же добру...
Отдуваясь, Егоров двинул в сторону Дворца.
— Попробуешь? — спросил Рогов.
— За Егоровым доедать?..—брезгливо посмотрел Плахов на коллегу.
— Ну они же каждая в своей скорлупе... Не интересно устрицу попробовать?
— Нет. Ты давай, если хочешь.
Рогов взял устрицу и задумчиво повертел в руке:
— Чего только природа не удумает... — Положил обратно на тарелку: — Ладно. Мне бы чего попроще. Троицкого поймать. Или еще по сосиске, Игорь?..
— Устриц жрете? — рядом возникла неожиданно растрепанная фигура Тимофея Пастухова.
— Так, балуемся... — смущенно сказал Рогов.— Ты не хочешь?
— Мне это хавало морское — во где сидит,— с неожиданной злобой сказал путешественник.—А сейчас снова в океан на три месяца...
— Понятно,— кивнул Плахов,— Слушай, Тимофей, а ты сейчас занят?
— Нет, гуляю. А что?
— Покатаешь нас? Нужно сплавать в одно место...
Фестивальный Дворец окружен толпой круглосуточно. Во всяком случае, ранним утром и поздним вечером толпа налицо, и создается впечатление, что и на ночь эти люди никуда не уходят, в надежде что какая-нибудь подгулявшая звезда захочет прошвырнуться по красной лестнице при свете луны.
Стоять часами, визжать при виде звезд (которых при таком скоплении зевак и увидишь-то в лучшем случае краем глаза), с ничтожным шансом на автограф и без всякого шанса попасть на сеанс,— этого Егоров не понимал. Он был человеком дела.
Приехать в Канны — и не посмотреть кино?
Егоров бы себя уважать не стал...
Поторчав в толпе с четверть часа, Сергей Аркадьевич вычислил профессиональным взором нужного человека: патлатого арабского юношу в футболке с серебристыми иероглифами и с кольцом в носу. Вытащил из кармана русско-французский разговорник, похлопал юношу по плечу, отозвал в сторону. Бодро сказал «бонжур». Это слово он знал без разговорника.
— Бонжур,— подозрительно глянул араб.
— Я есть русский турист,— старательно прочел Егоров из книжечки.
— Оно и видно,— кивнул юноша.— Чего вы хотите?
— Я хочу билет на фестиваль,— сказал Егоров по-русски и указал на дворец.
