Закусив губу, Лена замерла от ужаса, глядя эту сцену, и вдруг почувствовала, как что-то напряглось у нее в животе и мучительно захотелось того запретного, за что ее уже наказывала мать. К тому же она помнила, что так делать нельзя, что это плохо, и глупо, и вредно для здоровья… Но сейчас Лена угадывала, что эти двое занимаются чем-то очень похожим и что им не плохо, а хорошо, потому что круглое лицо кухарки то и дело озаряла довольная ухмылка. Хотя вначале девочка подумала, что бедной кухарке должно быть больно ведь этот мужик бьет ее. Вот только почему не рукой, а животом?..
А потом, когда оба уже успокоились, она увидела еще кое-что странное, что этот бородатый где-то прятал все это время. Прищурившись, Лена вглядывалась в то, что торчало у него спереди, и не могла понять, что это такое?
А мужик вдруг заметил устремленный на него испуганный взгляд и, взяв в руку, покачал этим странным предметом:
— Эй, девка, хочешь? Я и тебе подсоблю. Поди, в первый раз захотела?
Кухарка, узнав господскую дочку, взвизгнула, стараясь прикрыться, а мужик громко захохотал. Лена бросилась бежать со всех ног и спряталась в дальней беседке сада. Здесь мать вряд ли стала бы ее искать, поэтому можно было немного нарушить ее запреты, и позволить себе то самое плохое и вредное…
Вспоминать об этом Елена не любила. С такой же легкостью она изгоняла из памяти все неприятное или постыдное. И это внушало надежду, что рано или поздно ей удастся забыть и ту чудовищную сцену, свидетельницей которой она невольно стала.
— Прошу тебя, не задерживайся здесь надолго, — умолял ее Владимир перед отъездом. — Осень начинается, скоро пойдут дожди, здесь будет уныло и сыро. Не приведи Господь, простудишься…
— До того, как начнутся дожди, будет бабье лето, — напомнила Елена Павловна. — Самое время для разгула плоти.
Его красивое лицо вспыхнуло:
— Что ты имеешь в виду?
Она холодно взглянула на него через плечо:
— Тебе пора ехать. Лошади уже заждались.
— Ты беспокоишься о лошадях? — Казалось, Владимир действительно оскорблен.
Но Елена уже не знала, можно ли ему верить хоть в чем-то… Насколько искренни были слезы, навернувшиеся ему на глаза? Так ли уж глубоко на самом деле его раскаяние? И может ли она быть уверена, что муж не предаст ее в будущем? Она ни в чем не уверена сейчас. Елене Павловне действительно не терпелось остаться в Дубровке одной, чтобы присутствие Владимира не мешало разобраться в том, что творилось в душе. И еще графине хотелось разглядеть хорошенько дочь конюха, чтобы понять главное — почему именно она?
