Но я не был столь пунктуален. Не был я и любопытен. Мне было плевать, что стало с моими «тётеньками» после меня, добавились ли в журнал новые имена и кто из них был отмечен в журнале последней. Я не мог больше выносить всего этого — и мне было всё равно, обидится Кострецкий или оскорбится, пусть оскорбляется, пусть колет меня кострециллой, издевается, пытает, пусть делает со мной, что хочет, но только оставит в покое моё прошлое, мою жизнь, этот кусок моей жизни, в котором его не существовало, который не смели трогать посторонние, который не смел трогать даже повзрослевший Альбертик (уже весь изъёрзавшийся на стуле), который не смел трогать я сам. — Уберите его… — замычал я, не в силах больше сдерживать себя, коньяк переставал на меня действовать, и я с кошмарной быстротой падал назад в жёсткую реальность — сейчас ударюсь. — Пожалуйста… Уберите…
Видимо, Игорь всё-таки понял что-то — ибо, бросив очередной мимолётный взгляд на моё лицо, он тут же с треском захлопнул журнал и озабоченно-деловито произнёс:
— Так ребята, отбой. Расходимся по домам до обеда. Всем нам надо хорошенечко отдохнуть — у нас сегодня ответственный день.
Не знаю, что было тому причиной — коньяк ли, пережитое ли потрясение, негуманнно ранний подъём или же всё вместе, — но факт остаётся фактом: я мгновенно и намертво вырубился, едва добравшись до кровати. А, когда проснулся, часы показывали уже половину одиннадцатого.
Не желая больше залёживаться, я решительно свесил свои худые, поросшие седым волосом ноги с кровати, с кряхтением встал, подошёл к окну, раздёрнул занавески — и чуть не охнул от изумления и неожиданности: мой знакомый розовый сад буйно роскошествовал в декорациях громкого, сияющего, уже полностью расцветшего утра. Птицы щебетали вовсю, глянцевые, тугие цветочные головки купались в сочной зелени, искрились на солнце, усыпанные крохотными росистыми бриллиантиками, стройные ряды туй вдали млели в нежнорозовом мареве, тёплый ветерок из приоткрытой форточки приятно ласкал мой вздыбленный ёжик с застрявшими в нём остатками свинцового сна, который срочно требовалось вычесать, чтобы в подобающей форме отправиться на «проминаж». Когда гуляешь на свежем воздухе, как-то легче думается. Можно сказать, что пешая ходьба заменяет мне запрещённую сигарету. Спасибо Бессмертному Лидеру за нашу здоровую старость и тд.
Я отыскал в до сих пор неразобранной дорожной сумке джинсы со стразами и чёрную с золотом футболку (на случай, если Кострецкий всё же вылезет помешать моей одинокой прогулке), влез в аналогичной расцветки кроссовки, промахнул по голове массажной щёткой — и такой вот, бодрый и парадный, выскочил на свидание с розовым садом.
