Чем он только брал, чертяка?..
После кратких, но крепких объятий, доставивших мне, признаться, неясного рода удовольствие, он нехотя натянул на своё подвижное лицо серьёзную мину — и бодрым голосом дал несколько ЦУ. Президент примет меня в своём кабинете. Тет-а-тет. Не нужно смущаться или чего-то бояться. Мне ничего не грозит, он, Кострецкий, зуб за это даёт (тут он лихо ковырнул наманикюренным ногтем сверкающий в резце страз). Ну, вот, собственно, и всё. Он ободрительно потрепал меня за плечо и задорно, с нажимом подмигнул. А я не стал признаваться ему, что вся эта прелюдия не столько успокоила меня, сколько напугала. К счастью, по опыту последних дней я уже знал, что уж чего-чего, а самообладания мне не занимать стать.
Хотели было пройтись по лужайке, но роса-злодейка, — ничего не попишешь, двинулись мощёными дорожками навстречу готическому мини-замку, на который я ещё вчера вдоволь налюбовался из окон гостиной, — но до сих пор ни разу не видел вблизи (краткое бинокулярное приближение не в счёт). Было свежо, я никак не мог унять противную мелкую дрожь, хорошо ещё, что заботливый Игорь, как всегда, успешно меня убалтывал. Он обратил моё внимание на хорошенький, как игрушечка, розовый кабриолетик, стоящий у небольших каменных воротец. Наш Саша, пояснил он, отличный водила и обожает погонять в открытой тачке по Москве и окрестностям. Момент трогательного тщеславия. Надо же, и не боится, машинально брякнул я — и тут же загорелся несбыточной мечтой заткнуть собственный язык себе в задницу. К счастью, у Игоря достало такта пропустить мой чёрт-те какой по счёту ляп мимо своих аккуратных ушек. Это, сказал он, единственная в России модель с устаревшей системой управления, т. е. с рулём и педалями, — для Гнездозора в ГАИ сделали исключение. Я в очередной раз отметил про себя, что, судя по всему, Бессмертный Лидер — такой же любитель ретро, как и я, грешный.
К моменту, что мы достигли ворот, я почти уверился в том, что зловещее, безнадёжно устаревшее словечко «бункер», прозвучавшее полчаса назад по «внутряшке», было то ли следствием помех на линии, то ли пугающей галлюцинацией не до конца проснувшегося стариковского мозга, — уж больно оно не шло к романтически-вычурным башенкам и стрельчатым окнам крохотного замка. Однако нет, я расслышал всё правильно — под строением и впрямь располагался самый натуральный бункер. Спускались мы туда долго, до-о-олго, о-о-очень долго — меж старательно оштукатуренных стен, по узкой винтовой лестнице, чьё скудное лиловатое освещение неприятно напомнило мне детские годы с их вечными болячками и нудными бдениями в мрачных коридорах советских поликлиник. Усилием воли я поборол предательский приступ клаустрофобии, заставив себя вспомнить, что офис Кострецкого, где я был совсем недавно, располагался, кажется, даже ниже — однако там я почему-то ничего подобного не чувствовал. Видимо, дело было не в глубине залегания, не в замкнутости пространства, а в чём-то совсем ином — возможно, в личности самого Гнездозора, напоминавшего мне, как я уже говорил, древнее глубоководное чудище — так что сейчас мне и впрямь казалось, что я медленно погружаюсь в страшные своим равнодушием океанские недра.
