Те и впрямь были весьма впечатляющи. Сейчас, например, мы ехали меж двумя плотными рядами могучих голубых елей — как на подбор, высоких, махровых и разлапистых. Мощно и торжественно, как раз в моем вкусе. Я с досадой подумал о том, как наслаждался бы сейчас дивным пейзажем, если бы очутился здесь не в качестве эдакого заложника вежливости, а по своей воле (впрочем, по своей воле я бы сюда нипочем не попал!), если б не зундел сзади над ухом Игорь Кострецкий, с присущим ему тончайшим юмором и знанием дела излагая историю происхождения этой редкостной рощи, однородной по составу, то есть сплошь состоящей из одного-единственного растения — генетически модифицированной скороростки, высаженной здесь не далее как десять лет назад исключительно в видах строительства Правительственной Дачи. На этом месте я, уж извините, отключился. Впал в транс, как говорят в моем кругу, а попросту — задумался, ушел глубоко в себя, потеряв нить повествования — и даже не заботясь о том, чтобы в нужных местах кивать головой и угукать, изображая вежливую заинтересованность.
Льщу себя надеждой, что мои собеседники великодушно простили мне это за возрастом и тем, что я — порождение иного режима. Что поделаешь — в те печальные времена, когда я постигал жизнь, этикет не входил, как ныне, базовым предметом в программу средней школы.
О чём же я думал?.. Да всё о том же. Сознавая, какая мне выпала незаслуженно великая честь, я всё же ловил себя на том, что, будь у меня возможность, с удовольствием рванул бы из уютного авто прямо на ходу. Казалось бы, ну чего бояться в моём-то возрасте? — а мне, однако ж, было весьма и весьма не по себе. И дело тут было вовсе не в пугающем и грозном образе хозяина Дачи, богоподобного властителя — в конце концов, я застал ещё (и прекрасно помнил!) то дивное время, когда Саша Г. был всего-навсего полукомедийной, средней руки телезвездой, жрущей ложками поганки и радостно причмокивающей в камеру.
Нет, куда сильнее нервировал меня реальный Александр Гнездозор, Гнездозор-человек.
Конечно, довольно трудно, да и неэтично давать людям какие-либо заочные характеристики. Но, говоря откровенно, он всегда казался мне личностью довольно мутной. Не знаю, как объяснить… Вроде бы он хорошо и умно рассуждал, грамотно строил фразы — и вообще производил впечатление серьёзного и надёжного политика, что вроде бы подтверждалось и на деле. Но я всякий раз не мог отделаться от ощущения, что он, как бы это сказать… не до конца отдаётся происходящему, что большая часть его осьминожьего сознания неспешно шевелит щупальцами где-то в тёмных, недоступных простому человеческому восприятию глубинах, — и, в общем, в каком-то смысле он просто ИЗОБРАЖАЕТ президента, бессмертного лидера, себя самого. Не знаю, чем порождалось это чувство, но было оно крайне неприятным — до того неприятным, что в конце концов я попросту перестал смотреть новости и на том успокоился. Но теперь нельзя было нажать на кнопку «выкл» — и я, несмотря на разгар июля, знобко поёживался, думая о предстоящей встрече.
