Надо было чем-то подбодрить его, я понимал это — но почему-то не решался нарушить паузу и тоже молчал и дышал. Дело, видимо, было в его возрасте. Я и сейчас-то с детьми не особо умею, — а тогда вообще их побаивался. Будь у меня свой, хоть годовалый (а что, многие мои однокурсники-ровесники были уже отцами со стажем!), процесс, несомненно, пошел бы легче. А так этот Альберт, чёрт бы его подрал, казался мне существом с другой планеты, — и я уже клял себя за то, что не послушался внутреннего голоса.
Как раз когда я вроде нащупал линию поведения — решил, что, пожалуй, правильнее всего, раз уж мне попался «вундер», вести себя с ним как со взрослым, на равных — он снова нарушил молчание:
— Алё?..
Тонкий вопросительный голосок. — Я слушаю тебя, Альберт, — с профессиональной теплотой в голосе ответил я, хотя больше всего мне хотелось малодушно бросить трубку на рычаг.
Про себя я вяло гадал, какие у этого щекастого очкарика могут быть проблемы. Получил четвёрку за контрольную по химии? Одноклассники дразнятся «тормозом», а соседский Васька опять отобрал деньги на школьные завтраки? Мама не разрешила разобрать старый телевизор на детали для транзисторного приёмника?.. Что-то иное?.. Такое, чего я, простачок, даже представить себе не могу?..
Внезапно я ощутил прилив острой, почти неконтролируемой ненависти. У нас в классе тоже был такой — Миша Мухин. Вечно побеждал в каких-то олимпиадах. В десять лет знал, как свои пять пальцев, астрономию. Обыграл в шахматы физика, желчного бородатого барда, который к нему одному только и питал нежность. Нельзя, правда, сказать, что Мишина жизнь была такой уж сахарной. У него имелось одно слабое место — болезненная раздражительность. Зная это, наше хулиганьё обожало его доводить. Вертятся вокруг него, кривляются, а девчонки стоят полукругом и хихикают, покуда он не дойдёт до кондиции — и, весь багровый, с рёвом не бросится на них. Тут они пускались наутёк — можете представить себе это шоу: стадо растрёпанных сикух с диким визгом и топотом мчится по коридору в тубзик, а за ними, потрясая кулаками — разъярённый Муха. Умора! И всё же, несмотря на это, я смертельно ему завидовал. Ненавидел и завидовал. Сам-то я никогда его не доводил — я тоже был человеком умным и серьёзным. Неплохо учился, иногда удавалось окончить четверть на «отлично». Но вундеркиндом-то меня никто не называл, вот в чём трагедия.
Я вздрогнул, вдруг осознав, что не уследил за собой и допустил «контрперенос» (перенесение своих чувств и эмоций на клиента). Грубейший промах, недостойный профессионала! Попробовал собраться. А на том конце провода вдруг послышались какие-то сдавленные звуки — и я мгновенно простил вундеркинду все его грехи, дотумкав, что он попросту разревелся, как самый обычный ребёнок. Невзирая на гордыню и непомерный апломб, сердце у меня было (да и осталось) довольно жалостливое.
