Мы шли сначала к младшим братьям.
Волны легко и мягко приподнимали судно. Вода была весёлой и прозрачной, будто океан напился солнышка. И рабо-талось всем легко. Боцман перебирал тросы, начальник рации с Митей чинили антенну, палубная команда красила трюмы. А капитан то подсчитывал с Колей груз, то бегал, напевая, и подзадоривал нас:
— Ну что? Скоро Индия, а там домой?!
А однажды остановился возле Фёдора Михайловича и сказал:
— Ну что, помощник, пойдём и мы с командой покрасим?
— Нет, я сначала вот удочку доделаю! — Фёдор Михайлович показал леску.
— Всё бы тебе с удочками возиться! — усмехнулся капитан.
— Привычка! Я во время войны под Севастополем только, бывало, автомат в сторону — сразу за удочку. Целый взвод ухой кормил!
— Ну ладно, — сказал Иван Савельич. — Вызываю тебя на соревнование!
— А что за победу?
— А я твой компот выпью!
— Это почему же? — Фёдор Михайлович вскинул голову.
— А потому, что победителю сразу два компота. Свой и побеждённого.
— Ну ладно! — сказал помощник. — Посмотрим.
Он сбросил рубашку; капитан остался в одних плавках, повязал голову полотенцем, и они стали размечать, где кому работать.
Но в это время из радиорубки выглянул начальник рации:
— Иван Савельич! Радиограмма! С «Уссурийска»!
— Неги, капитан! — крикнул Фёдор Михайлович, а мне сказал: — У него сын третьим штурманом на «Уссурийске» плавает. Семья-то морская. Все плавают, никак собраться не могут. Один во Владивосток — другой из Владивостока. Один в Индию — другой в Америку.
Капитан прочитал радиограмму, замахал ею, как флажком:
— Полундра! Витька тоже к Малаккскому проливу подходит. Встретимся! За дело, ребята, чтоб всё сверкало!
Мы работали катками. А Иван Савельич красил кистью и приговаривал:
— Ну, теперь уж точно, быть помощнику без компота!
Красили мы хорошо, но солнце работало ещё быстрее. Сначала пароход стал розовым, через несколько минут — ярко-красным. А скоро наступила ночь.
Я тоже ждал сообщений из дому. Где-то рядом летели точки и тире, но всё мимо моей каюты.
Я оделся и пошёл на мостик.
Открыл дверь, занёс ногу и шагнул не на палубу, а прямо в звёзды.
Из-за горизонта поднимался Южный Крест. Над мачтой разгорался Скорпион… А возле звёзд, на мостике, опять торчали три головы. Опять дружки собрались. Веня был на вахте, Коля-артековец оторвался от грузовых бумаг, вышел подышать, а Митя отстучал все радиограммы, все принял — и к дружкам.
То и дело по горизонту полз какой-нибудь огонёк, пробиралось сквозь ночь судёнышко. Не столкнуться бы. Место серьёзное — впереди Малаккский пролив, Сингапур. Океанский перекрёсток!
