Город к этому времени распухал от слухов. Знали, конечно, немного, почти ничего — остальное домысливали. Вспоминали тот репортаж из Кремля, где впервые Прекрасную увидели. Говорили, что хоть и стояла она за Сёминым креслом, потупившись, ан, видать, все ж успела там с кем-то переглянуться. «А то и перемигнуться», — добавляли циники.
Кто помнил историю, рассуждали, что Екатерина Первая вон тоже в чьих только руках, как женщина, не побывала — Елена по сравнению с ней институтка! — а в итоге стала законной супругой самодержца российского, сама потом правила и потомство свое властью не обделила. «Так что, — предрекали они, — скоро наша вновь в телевизоре объявится, за каким-нибудь другим креслом — уже не передвижным, стационарным, — а со временем, глядишь, и в нем». И вообще — радоваться надо, что остались, оказывается, и там нормальные мужики, ценящие женскую красоту, а то ведь сплетни всякие долетали — что чуть ли они, как древнеримские патриции, не повсеместно. Ан нет, дудки, не оскудела покуда земля кремлевская…
Вовсю гадали: при ком же она, интересно, окажется? Варианты назывались разные, включая как самых высоких чиновников, не вылезающих из ящика, так и приближенных к ним олигархов, и даже главного священнослужителя кое-кто называл, что уж совсем ни в какие ворота не лезло — свидетельствовало о безнадежной людской замороченности и о том, что распущенная фантазия некоторых потеряла ощущение всяких границ…
Кто-то отбытию Прекрасной радовался — надеясь, что будут теперь городу и краю послабления, да и станет кому, если что, челом бить, кто-то, наоборот, из-за него грустил — красота побыла и снова исчезла, а кто-то и злобился — вечно эта Москва себе все самое лучшее хапает, когда она, наконец, от жадности лопнет!
Были и такие, кто эту тему обсуждать наотрез отказывался.
Среди них — оба специалиста по высокому, романтическому и изысканному. Вернувшись после стольких трудов и волнений в свои уютные гнездышки, они который час отмокали в просторных ваннах, счищая с себя низкое, пошлое и грубое. Мылились то одним душистым мылом, то другим, натирались гелями и шампунями, взбивали пенку, вливали ароматные масла, умащивались благовониями. И все им казалось, что «воние»-то есть — вот оно, проклятое, разит, никуда не делось, — а с «благо», увы, все никак не получается…
И еще при двоих затевать разговор об улетевшей не стоило — сильно они из-за нее пострадали. Мало того, что едва очень большого человека не прогневали — и неизвестно, чем и как долго это им потом икаться будет, так вдобавок ко всему и в возвращении им было отказано — до тех пор, пока не восстановят порушенное. Восстановлением сейчас занимались солдаты — командир части прислал нужную технику и подкрепление, а вот на кирпич, раствор и прочее пришлось самим раскошелиться. Каждому — на свой участок стены. От чего настроение у них испортилось окончательно, оба засели в отеле — на разных этажах, пили горькую и пытались утешиться в обществе местных
