Боуэр жил в небольшом домике с крошечным садиком, примыкающем к соседнему переулку. Оперативную группу возглавлял я сам, и, кроме меня, в нее входили Малик и двое крепких парней в форме. Предполагая, что Боуэр попытается сбежать и воспользуется для этого именно садом, я собирался поставить там именно эту парочку, но в последний момент заменил ребят на одного Малика. Все удивились, но возражать никто не посмел. Малик тоже не стал жаловаться. Когда мы постучали в переднюю дверь, Боуэр выглянул в щелочку и, убедившись, что за ним пришли, рванул к спасительной задней двери, за которой его ждала засада.
Силы были явно не равны. Промчавшись вслед за хозяином через прихожую, я увидел, как подозреваемый выскочил из дома, налетел на Малика, опрокинул последнего на спину и, подобно великану из мультфильма, буквально втоптал офицера в землю, оставив на его щеке отпечаток кроссовки «Найк». Попытка несчастного объявить злодею, что он под арестом, успеха не имела. Здоровяк Боуэр сбегал от нас и раньше, и я, конечно, обошелся с новичком-напарником несправедливо, но тот случай запомнился мне потому, что Малик не сдался. Застигнутый врасплох и поверженный, он ухитрился схватить беглеца за лодыжку и не отпускал, хотя Боуэр и тащил его за собой по саду, отчаянно стараясь сбросить настырного слугу закона. В конце концов верзила потерял равновесие и упал, к радости всех присутствующих, но Малик разжал объятия, только когда мы надели на арестованного наручники. Помню, я еще подумал, что не многие полицейские способны на такую самоотверженность. Потом Малику пришлось отправиться в больницу, где ему наложили пару швов, и хотя я так и не извинился за то, что поставил его, так сказать, на линию огня — а он ни разу не высказал претензий, — мое отношение к нему изменилось к лучшему.
Во сне события того холодного зимнего утра четырехлетней давности повторились с абсолютной точностью, за исключением эпилога. Выйдя через заднюю дверь в сад и увидев Малика, держащего Боуэра за ногу, я выхватил пистолет и начал стрелять. Я выстрелил четыре или пять раз и убил грабителя на месте, но одна пуля отклонилась и попала моему другу в голову. Он даже не вскрикнул, а просто завалился набок и затих. Точь-в-точь как Билли Уэст. Потом все остановилось, и полицейские взяли меня за руки, словно собирались арестовать, а я только стоял и смотрел на то, что сделал. От продолжения меня спасло пробуждение.
Не знаю, как интерпретировал бы сон специалист, но мне смысл послания был абсолютно ясен. Я понял, что обречен на вечные мучения, если не сделаю что-то для Малика. Какие бы аргументы ни приводил Томбой — а их набиралось немало, — я просто не мог оставить все как есть.
