– Вот ведь черт, кажется, все-таки промазал… Надо бы пойти посмотреть. Надин, вы сильно испугались?
– Уж не знаю, право, кого больше, его или вас, – передернула плечами Дина, отходя от Сокольского. Волосы, выбившиеся из прически, падали ей на лицо. Дина отбросила их за спину. Офицеры, столпившись у двери, выжидающе смотрели на нее. Дина провела ладонью по лбу. Вздохнув, глухо произнесла: – Благодарю, господа. Вы успели вовремя. К счастью, это был всего лишь оконный вор, я сама виновата, не закрыла раму, и вот… Сейчас, пожалуйста, оставьте меня ненадолго, я должна привести себя в порядок. А после прошу вас всех ко мне на Черешневую. Не откажите… Я боюсь сегодня ночью оставаться одна.
Офицеры молча вышли. Когда за ними закрылась дверь, Дина ничком повалилась на пол, уткнулась лицом в сорванную со стола скатерть и беззвучно зарыдала.
Надин Белая снимала полдома на тихой Черешневой улице в нескольких кварталах от ресторана. Она и сама не могла объяснить недоумевающей родне, зачем ей понадобились целых две комнаты, в одной из которых к тому же находился шикарный белый рояль. Хозяева еще осенью уехали в Констанцу, оставив дом на древнюю старуху-родственницу, которая покидать Ялту не желала. Ей Дина и платила совсем небольшие деньги за то, чтобы принимать в комнате с роялем гостей, появлявшихся здесь довольно часто. Был в этом слабый отголосок московских времен, когда поздним вечером, после выступления хора в ресторане, за цыганами увязывались к ним домой их самые страстные поклонники. Дина не нуждалась в поклонниках, но отказывать от дома офицерам, которые вечер за вечером просиживали в ресторане, слушая ее пение, и оставляли там все свое небогатое жалованье, у нее не хватало сил. И поэтому до поздней ночи огромная комната с роялем и разномастными креслами и диванами (приличную мебель хозяева умудрились продать) была полна народу. Из зала в запущенный сад выходил огромный и нелепый балкон-пристройка, низко нависающий над заросшей клумбой с георгинами. В начале вечера гости еще старались курить на балконе, но с каждым выпитым бокалом вина их галантность ослабевала, и после полуночи синий табачный дым уже плавал по комнате пластами.
В этот раз все происходило так же. И балкон, и окна были открыты настежь, свет свечей еле пробивался сквозь папиросный дым, пахло крепким табаком, вином, ночными цветами, аромат которых слабо доносился из сада. В зале находилось с десяток офицеров. Те, что помоложе, собрались вокруг Дины, сидящей на диване с гитарой на коленях и наигрывающей юнкерскую «Буль-буль-бутылочку». Несколько человек, расположившись за круглым столом с облезлой полировкой и подсунутым под хромую ногу журналом «Нива», негромко разговаривали. Там же находился и полковник Инзовский. Дина, небрежно перебирая струны гитары, краем уха прислушивалась к разговору.
