"Как пойдем вперед, найдем ли дорогу, не собьемся ли?
Наши сердца потому поражены сейчас такой безмерной скорбью, что мы все, великой милостью истории, родились современниками Ленина, работали рядом с ним, учились у него…
Как пойдем вперед? — С фонарем ленинизма в руках…"[65]
Отсутствие Троцкого в Москве в эти траурные дни создало крайне неблагоприятное впечатление среди населения, и партийцев в частности. Многие расценили это как неуважение к памяти Ленина. Возможно, это было решающим моментом, определившим начало поражения Троцкого.
Льва Давидовича очень тронуло письмо, которое ему написала Н.К.Крупская через два дня после похорон. Сидя на веранде дома в Сухуми, где он лечился, Троцкий вслух читал это письмо Наталье Ивановне:
"Дорогой Лев Давидович, я пишу, чтобы рассказать вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где вы даете характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть ему это место, слушал очень внимательно, потом еще раз просматривал сам.
И еще вот что хочу сказать: то отношение, которое сложилось у В.И. к вам тогда, когда вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти…
Н.Крупская"[66].
После революции Ленин действительно проявлял к Троцкому не только самое высокое доверие, но и заботу о нем. Лев Давидович не мог забыть, как весной 1921 года Ленин собственноручно написал проект постановления Политбюро, в котором говорилось: "…на основании заключения врача, профессора Рахманова, который признал неправильное питание тов. Троцкого как одну из причин болезни и трудности ее излечения, поручить Оргбюро немедленно осуществить как прямым распоряжением ЦеКа, так и через советские органы (ВЦИК и НКПрод) достаточное питание товарища Троцкого согласно врачебным требованиям. 20/III-1921 г."[67].
Впоследствии Троцкий не раз возвращался к дням похорон Ленина: то была не только скорбь, но и утрата надежд на то, чтобы играть, по его словам, "руководящую роль" в партии и стране. Находясь уже в Койоакане, когда судьба начала отсчет последнего года его жизни, Троцкий в письме к своему стороннику Маламуту писал 17 ноября 1939 года:
"…Вернувшись из Сухуми в Москву, когда у меня с несколькими ближайшими товарищами шел разговор о похоронах (вопрос был затронут скорее вскользь, т. к. прошло уже свыше трех месяцев), мне говорили: он (Сталин) или они (тройка) вовсе не думали устраивать похороны в субботу, они хотели лишь добиться вашего отсутствия. Кто мне говорил это? Может быть В.Смирнов или Н.Муралов, вряд ли Э.Склянский, он был всегда сдержан и осторожен… Теперь я вижу, что махинация была сложнее…"
