— Рори, я хочу извиниться за…
— Кейн, отпустите руку, мне больно.
Он моментально ослабил хватку, но локоть ее не выпустил. Мимо них прогремел грузовик. Двое мальчишек с воплями носились взад и вперед на велосипедах. Рори была на грани слез, хотя что, собственно, случилось? И вроде бы Кейн чувствовал себя не лучше.
Он поднял руку и провел пальцем по нежному изгибу ее щеки.
— Простите, — тихо проговорил он. — За очень многое. Я только теперь начинаю понимать, как я виноват перед вами.
Легкое прикосновение его пальца все еще жгло ей кожу. Рори растерянно молчала. Ей пришлось собрать все силы, чтобы не броситься в теплые участливые объятия, надеясь остаться в них на всю жизнь.
— Это не ваша вина, — проговорила она, даже не зная, что имеет в виду. Ведь все ее огорчения никак не относятся к шаферу Чарлза.
Он поцеловал ее. Рори едва не потеряла равновесие от неожиданности, когда его широкий, чуть кривой рот коснулся ее губ. Интересно, подумала она, какое у него сейчас ощущение от ее губ, что он чувствует, прижавшись к ее телу, такой сильный, теплый и волнующий? Ей чуть-чуть хотелось, чтобы Чарлз сейчас увидел ее и обвинил…
Ох, что он делает, как это страшно и удивительно!
Она отвела глаза, ошеломленная собственным состоянием, надеясь, что Кейн поцеловал ее просто так и в следующую минуту забудет. И еще больше надеясь, что нет, не забудет. Что будет снова целовать…
На глаза чуть не навернулись слезы, когда он поднял ей подбородок и заглянул в глаза, — показалось, будто он читает все ее постыдные секреты. Медленно взгляд его блуждал по лицу, заставляя ее остро чувствовать каждый свой изъян. Она открыла рот, чтобы запротестовать, но не успела издать и звука, как снова ощутила его губы на своих.
Поцелуй был сначала легким и нежным, как и первый. Томительным, как летний полдень, приятным и успокаивающим. Потом Кейн застонал. Его руки крепче прижали ее, рот крепко захватил ее губы, и, раньше чем Рори поняла, что случилось с ней, это случилось.
В одно мгновение она лишилась сил для стыда, злости и, конечно, страха. Рори почувствовала удар его языка, вкус дразнящего, чуть ощутимого аромата кофе и чего-то еще неразличимого. Колени у нее превратились в желе. Ее целовали и раньше, по меньшей мере, полдюжины разных мужчин. Но ни с одним из них такого не было.
Руки Кейна гладили ей спину и все крепче прижимали к груди, к плоскому животу. Внешний мир сузился для нее до каких-то неясных, прерывистых ощущений: жара, влажность, ленивое жужжание насекомых, суховатая сладость запаха петуний… Зато вдруг встрепенулось и ожило другое, неизведанное чувство. Будто она проспала все тридцать лет и вдруг проснулась от удара грома. Ее пальцы запутались в тепле его густых волос, уже не оставалось никаких сомнений, что она не просто разрешила, чтобы это случилось с ней, но сама была страстным участником случившегося.
