Погруженный в кожаные подушки дивана, я лежал на боку и медленно созерцал глиняную империю. Репа моя насилу разваривалась, мысли бродили точно ягоды в сахаре, мышцы ныли по всем статьям, и сама идея встать казалась мне преступлением против личности. Сутки в Казейнике измотали меня пуще недельного запоя. Сверх того, я вдруг обнаружил, что разоблачен, и косить под штурмовика мне далее будет затруднительно. Прикрытие мое переметнулось. Пусть не мной, но моим снаряжением Лилит овладела таки во сне. Она посягнула даже на невод с консервами и нижнее белье фирмы «DIM». На черные шелковые трусы. Последний бастион привычной цивилизации. Остался только шахматный плед с чужого плеча. Но я не мог вечно скрываться под ним. Надо было встать. «Или сесть, - смирился я с неизбежной пыткой. - Сяду. Потом встану. «Через тернии к звездам», - как советовали древние латиняне». Сел я с первой попытки. Встал со второй. Завернувшись в тонкое шерстяное одеяло, я постепенно обогнул трех удодов, принял парад у терракотовых сычей, и оказался у двери в комнату с музыкой. Дверь была оклеена холстом, с писаными кумачовыми драконами. Проснувшись, я обыкновенно воспринимаю парадоксы. Ввиду драконов я отмел мифическую притчу о страхе Лилит перед красным как парадоксальную. Какой, на самом деле, смысл дитя обматывать красной ниткой? Это что? Средство против демона, регулярно пьющего кровь? Из вежливости я постучался в дверь там, где холст отставал от ее деревянной основы, зашел в смежное помещение и угодил в самое ателье. Здесь оказалось куда светлее за счет больших окон, разделенных узкой бетонной перепонкой. Пурпурные шторы на них были собраны и перехвачены в талиях серебряными шнурками. За оцинкованным столом посреди студии, женщина-демон, стоя ко мне вполоборота, ладонями гоняла на разделочной доске белый цилиндр, похожий на французский батон. Была она в том же кожаном фартуке, джинсах, и добавила полукеды на босу ногу. Ночью она открыла мне без обуви, и я как-то запомнил ее узкие щиколотки со смуглыми косточками. Волосы теперь она повязала косынкой. Бросивши на меня проницательный взгляд, она резким движением выкрутила батон, сложила две разорванные половины вместе, и заново принялась их раскатывать под арию Лемешева. «Я узнал здесь, что дева красою может быть, точно ангел мила, - шипел великий тенор, - и прекрасна, как день, но душою, точно демон коварна и зла».
- Как он это узнал, черт его дери? - спросил я Лилит. - Он же в пластинке.
