Золотое руно [Повести и рассказы] | страница 60



— Лучше бы нам с тобой в Кронштадте расстрелянными быть, все в своей земле лежать…

— Так вот и пойдемте обратно, Андрей Варфоломеич, а? — оживился Иван и тронул его за плечо.

Шалин поднял голову, утерся рукавом и ушел на полати.

— Мне, Иван, и там места нет: я сын торговца, а там сейчас такие не в чести, ни на службу меня, ни на работу — никуда, — ответил Шалин с полатей печально.

— А мне как там?

— А тебе, думаю, можно. Пиши в Москву.

— Писано-переписано — без толку…

— Не доходят. Надо самому заявиться, не иначе.

— Да как? Вразуми, Андрей Варфоломеич!

— Как пришел, так и уходить надо. Другого хода тут и я не вижу, а как это сделать — ума не приложу: весь сейчас не двадцать первый год, а тридцать восьмой, не та граница… Попробуй, раз со мной не хочешь, может, чего и выйдет. Финны, может, тебе помогут. Есть надежные-то?

— Как не быть! Для человека всегда люди найдутся…

— Ну, действуй. Иван, действуй!

Встали оба поздно. Иван внизу озяб раньше Шалина, но кутался и ежился под одеялом до тех пор, пока собака не запросилась на волю. Поругиваясь, что не дала ему доспать, он встал и выпустил ее. Поглядев на толстый слой льда на стекле, Иван накинул на плечи зипун и растопил печку, после чего умылся и оделся полностью.

За завтраком Шалин опять было завел разговор с целью сбить Ивана с толку и увлечь за собой.

— Хочешь домой-то, Иван? — спросил он.

Тот лишь вздохнул в ответ.

— А там сейчас колхозы.

— А это чего такое?

— А это общая земля и все вместе работают. Хочешь не хочешь, а иди. Согласишься так жить?

— Ну и пускай. Свои, чай, все кругом, чего ж?..

— Председатель выдаст всем с утра по казенным порткам, да по рубахе, да по куску хлеба — и на работу, а вечером одежку-то сдай. А как обед-то придет — вытащат общий котел каши на полосу да как начнут жвыхать, только за ушами трескоток!

— Ну и пускай во здоровье…

— А ложки-то у всех разные: у кого большие, у кого маленькие.

— Вот и хорошо, лентяям и надо поменьше!

— А если наоборот?

— Ну и пускай! — дрогнувшим голосом ответил Иван с такой решимостью, что Шалин больше не приставал и только посматривал на расстроенного хозяина.

Иван тоже искоса поглядывал на гостя, сыро шмыгал носом и с нелегким чувством замечал, что Шалин уже не тот, какой-то подавленный, не горластый. Когда днем Шалин хотел покататься по лесу до магазина. Иван прикрикнул на него, и тот, не спрашивая, подчинился. Иван лишь потом объяснил, что его, если узнают, — убьют. Шалин стал еще печальнее.