Золотое руно [Повести и рассказы] | страница 36

«Сначала заработать, потом — есть», — подумал он и вспомнил: что-то похожее он слышал от грамотных матросов на судне или где-то на митинге. Да, пожалуй, на митинге в Петрограде…

Иван с большим недоверием относился ко всем, кто кричал перед народом с трибун, но был один случай, когда он однажды поверил. Разговор между оратором и народом шел именно об этом, о самом важном — о земле, о свободном труде и о праве есть, которое предстояло завоевать. И Иван воевал и шел туда, куда его посылали, помня, что он воюет за это право свободно трудиться и открыто есть хлеб. За это право он бежал по скользкой площади со столбом на царский дворец и, высадив раму прикладом, влетел внутрь и отодрал за волосы какую-то бабенку в шинели, которая в него выстрелила, и едва увернулся от юнкерского штыка.

«Но кто же это тогда так хорошо говорил с трибуны? Если бы увидеть — узнал бы», — думал Иван.

Мысль о свободном труде, неожиданно пришедшая к нему в такой момент, когда он нанимается, взволновала Ивана. И все же он знал, что работать будет по совести, так, чтобы о нем не думали, что он пришел зарабатывать, а не работать.

«Завтра же покажу им, как у нас, тамбовских, работают. Завтра!» — думал он, вытягиваясь на постельнике и закидывая руки за голову.

У дома прошуршали шаги.

Иван, как на пружине, соскочил с топчана, и на цыпочках приблизился к оконцу.

У калитки стоял рослый, сухощавый финн, еще совсем молодой, неряшливо — как показалось Ивану — одетый в замызганные сапоги, серые латаные штаны и неопределенного цвета рубашку, в раскрытом вороте которой виднелась загорелая грудь. Финн остановился в раздумье, держась за калитку рукой, другой он ворошил свои светлые, давно не стриженные волосы.

«Не должно быть, чтобы вор…» — мелькнула у Ивана мысль.

Но тот отворил калитку, смахнул с шеи комаров и несмело направился в дом. Его осторожные шаги затихли за дверью в комнате.

«Что такое? Хозяева спят, а он…»

Вскоре послышались голоса. Эйно вышел в коридор вместе с пришедшим и о чем-то неторопливо разговаривал с ним. Несколько раз Иван услышал свое имя, произнесенное очень тихо.

Наконец хозяин проводил позднего гостя до калитки, притворил ее и пошел в дом.

Иван юркнул в постель.

— Не спишь, Ифан? — В каморку заглянул, а потом и вошел Эйно.

— Да нет, не сплю…

— Рапотник приходил, просил фзять… Хороший рапотник.

Иван молчал.

— Ну, зафтра фидно пудет. Хювя-йёда! Спокойной ночи! — добавил он по-русски и ушел, сутулясь и шурша меховыми туфлями. Целый ряд таких туфель Иван видел у двери во внутренние комнаты.