Золотое руно [Повести и рассказы] | страница 25
— Так вы меня, к пирожнику?!
— Вы считаете, что я располагаю выбором? Или, может быть, вы им располагаете?
— Да, да… Благодарю вас, и простите меня… Я подумаю. Я подумаю.
— В такое трудное время не приходится много раздумывать. Да, кстати! Зачем вам этот денщик! Ради чего вы будете кормить такого дубину, когда сами бог знает на кого похожи? Гоните вы его! После того что случилось с нами в России, я терпеть их не могу!
«Ах буржуйка, мать-таканы! — встрепенулся Иван, и ему до слез стало обидно за то, что ошибся в этой барыне, что связывал с ней свои мечты о доме, — Буржуйка… Попалась бы ты мне в Питере той осенью!..»
Княгиня простилась с Ознобовым, а он шел за нею и все повторял упавшим голосом: «Я подумаю… Я подумаю…»
Иван слышал, как он вернулся в комнаты, как налил вина, а потом послышались звуки, напоминавшие тяжелый, захватывающий кашель, как от крепкого табака, все чаще и чаще…
За стенкой плакал ротмистр.
Иван решил, что служба его кончена, достал из-под кровати мешок, развязал его и ухмыльнулся. В мешке оказались серебряные царские рубли. Он еще постоял над деньгами, подумал, потом взял пригоршню, как семечек на дорогу, и ушел не простившись.
Было около десяти, но солнце все еще висело над крышами домов, огненно плавилось в куполе русского собора и нежно румянило серую массивную кирху. Город затихал, и хотя день еще не угас, но по редким звукам — по короткому, усталому грохоту колес на булыжной мостовой, по крику вечернего поезда на вокзале, даже по ленивому плачу ребенка из открытого окна — по всему чувствовалась вечерняя истома города, пережившего еще один трудный день.
Давно Иван не был в таком плохом настроении, давно не чувствовал себя таким обманутым, обиженным, опустошенным. Он и сам не понимал, что с ним, да и не мог понять. Ему впервые за эти месяцы на чужбине приоткрылась правда его собственного положения, его бессилие изменить что-либо. После крушения его наивной мечты возвратиться на родину осталась только одна суровая действительность, всей предстоящей сложности которой он еще не мог предугадать.
«Напиться, что ли, или зарыдать, как ротмистр?» — мелькнула нехорошая мысль, но Иван поборол ее.
По заводу поползли слухи, что кончаются запасы зерна, а это значило, что завод может остановиться и не будет работы. Зерно завозили небольшими партиями из разных стран Европы и частью — с внутреннего рынка. Иван слышал, что с тех пор как Россия начала войну с Германией, с самого четырнадцатого года, на пивном заводе не было бойкой работы — все перебои, увольнения.