Дед глотнул воздуху и высоким голосом начал петь, называя каждую ноту. Я узнал песенку из кинофильма, который только вчера демонстрировался в колхозном клубе. На середину строчки деду не хватило воздуха, и он глотнул ещё.
— Ну как? — спросил внук.
— Хорошо. Зря как хорошо! Пиши отметину.
— Какую ж поставишь?
— Пиши пятёрку, — сказал дед торжественно.
Тут вмешался я:
— Пятёрки многовато.
Оба они от неожиданности вздрогнули и уставились на меня.
— Многовато пятёрки. Тут вот нужно не половину ноты, а целую, — сказал я и концом удилища указал на ошибку.
— Разве? — недоверчиво протянул дед и, опустившись на колени, стал проверять.
Он пел про себя, дирижируя пальцем. Казалось, что он считал ноты, как коров в стаде. Внук выжидательно косился на деда, на ноты и на меня.
— Кажись, верно. Подлиннее тянуть надо, — согласился наконец дед.
— А вы, товарищ рыболов, музыкант? — спросил меня Санька.
— Нет, не музыкант. А вот вы, дедушка, откуда ноты знаете?
— Я-то? Я давно уж знаю. В армии я был в музыкантах. Был полковым трубачом и в музыкантской команде был. Тоже на трубе играл…
— Он ещё и на гармошке играет, — добавил внук.
Я положил свой спиннинг на траву и сел. Они тоже сели.
— А вы щук зря как помногу ловите. Я вчера видал, как вы несли. Большущие!
— Да. Вчера мне повезло. Взял три щурёнка. А ты тоже играешь на каком-нибудь инструменте? — спросил я Саньку.
— Играет. На гармонике играет, на дудке. А вот ждём из города баян. Поехал председатель колхоза и взял деньги. Не нонче, так завтра вернётся, — ответил за внука дед.
А Санька добавил:
— Я уже пробовал на баяне. Хорошая гармонь. А вы из Москвы приехали?
— Из Москвы.
— А разве там негде ловить? Там же Москва-река.
Я усмехнулся:
— В Москве больше рыбаков, чем рыбы. А я люблю один побродить. Ты сыграй-ка на своей дудке.
Санька не стал отнекиваться. Он вытащил из сумки дудку и заиграл. Сразу зашевелились коровы, оттопыривая волосатые уши. Они ловили знакомые звуки. У самого Саньки были тоже оттопыренные уши, облупившиеся от солнечных ожогов. Облупился и нос. Играл Санька хорошо. Длинные пальцы бегали по ладам, и дудка пела по-птичьему. Санька был на редкость щупленький и маленький. Он и сам похож был на какую-то птичку и ни минуты не сидел спокойно. Голову поворачивал из стороны в сторону не плавно, а рывками, как синица. И смотрел не прямо, а как-то боком, одним глазом. Неспокойные руки жили самостоятельной жизнью, и Саньке приходилось всё время их сдерживать. Он всегда их засовывал то под мышки, то под коленки. И у внука и у деда были удивительно красивые чёрные глаза. Чёрные до синевы. Глаза так молодили пастуха, будто у него не настоящие седые волосы и борода, а парик.
