– А ты, однако, шустрый пацан, – сказал наконец Попов. – Как ты на Анжелику вышел?
– Мы вместе работаем.
Разговор опять-таки выходил похожим на шпионский!
– Постой, у тебя с ней тоже что-то было? – ухмыльнулся вдруг Кирилл.
Иметь что-то с Анжеликой было для Ильи делом столь же невероятным и ненужным, как вступить в отряд космонавтов.
– Вы знаете, кто такой Алим Пичугин? – ответил он вопросом на вопрос.
Кирилл вздохнул:
– Догадываюсь. Все это такая туфта! Мы совершаем ошибки чаще из тщеславия, чем по глупости, – хотя это, быть может, одно и то же. Я сегодня ни с кем не хочу встречаться в семь. Но встречусь! Я люблю риск и секс. Даже больше люблю, чем театр. Я хотел бы снять шикарную порнуху, на которой люди рыдали бы от сознания своего несовершенства. После я хотел бы уехать в Москву или за границу, где меня понимают лучше, чем в этой дыре. У тебя, Бочков, когда-нибудь было чувство, что ты – это совсем не ты, а какой-то посторонний ублюдок и на самом деле у тебя должна быть какая-то совершенно другая жизнь? Было?
– Было, – удивленно признался Илья.
Он вспомнил свой нордический замок.
– То-то! Все, что мы видим сейчас, – возможно, только наш сон. Или сон о нас, который видит кто-то другой. А мы в это время тоже спим, и нам всякая хрень снится.
Илья ничего не понял, но почувствовал, что в этой ахинее что-то есть.
– Я поставлю мир на уши, – вдруг злобно пообещал Попов. – Вы все обо мне услышите. Но только услышите – видеть меня вам уже не позволят. Много чести!
– Это когда вы поставите порнуху и она всех потрясет?
– Вроде того, – засмеялся Кирилл, и в его маленьком рту показались мелкие, похожие на молочные зубы. – Знаешь, в таком фильме я бы Анжелику и снял. Дура дурой, но с душой и с телом. Такие водятся теперь только в гаремах нефтяных шейхов – два метра взбитых сливок и кое-где клубнички. Сегодня в семь все это будет мое. Завидуешь, пацан?
– Нет, – честно признался Илья.
– Врешь! Впрочем, кажется, у нас с тобой разные вкусы – у меня утонченные, а у тебя дурацкие. Вижу, ты на одну девочку из студии запал. Не одобряю: она бездарна, как палец, а внешние данные… Бледная поганочка в неурожайный год! Переспать с ней, конечно, не вопрос…
Кирилл не закончил фразы, потому что улетел в самую гущу фанерного хлама. Гигантская матрешка приняла на себя его немалый вес и, несмотря на громкий треск, весело кивнула глупой головой.
– Ты охренел, что ли, Бочков? – крикнул Кирилл, сползая вниз с матрешки и хрустя ломаными рейками и картоном.
