— Вы склонны насмехаться над всеми? Вы ещё должны представить внушительное количество статей, чтобы рассчитаться за ранее полученные авансы!
— Господин главный редактор, я со вчерашнего дня ничего не ел и сейчас голоден, понимаете?
— Не люблю, когда в моём кабинете повышают голос!
— Если вы мне немедленно не заплатите задаток, я заберу свою, как вы её так изящно назвали, «писанину» и отнесу конкуренту прямо в редакцию газеты… Мне нет нужды называть её.
— Угрожаете?
Дювернье посмотрел с любопытством на своего подчинённого: раз он сейчас говорил тоном, какого не позволял себе с тех пор, как работал в этом учреждении, значит, он действительно уверен в том, что принёс.
— Ну что же, окажу вам доверие в последний раз. Держите: здесь достаточная сумма.
Моро бросил взгляд на неё:
— Мне нужно вдвое больше…
— Вдвое больше? — прогремел Дювернье. — Но что вы будете с ними делать?
— Бомбу! Сделаю дьявольскую бомбу за здоровье мэтра!
— Кто это такой?
— Вы ещё не знаете, кто есть этот мэтр… Впрочем, это удивляет меня только наполовину… Обо всём вы узнаете, читая мою прозу, и даже если она не удостоится иной участи, кроме расширения ваших знаний, это будет уже не так плохо!
— Хватит дерзости, Моро!
— Здесь никакой дерзости, я просто констатирую… Итак, вы авансируете сумму?
Главный редактор отсчитал и сквозь зубы процедил:
— Всё, уходите!
Молодой человек взял деньги, они были ему нужны, чтобы продержаться, пока не выйдет его репортаж. А потом? Он станет знаменитым! Он был в этом уверен. Его будут повсюду искать, чтобы предложить сотрудничество… За последние двадцать лет он ни разу не чувствовал в себе такой огромной надежды.
А надежда есть движущая сила фантазии.
Репортаж этот был не похож на другие.
Не в состоянии превозмочь бессонницу, Дювернье в тот же вечер и последующую ночь прочёл прозу Моро, причём, едва проглотив первые страницы, он уже не имел никакого желания спать. Всё начиналось в очень странной манере…
«Первого октября 1944 года, в то время, когда дух снобизма нового типа, соединённый с долгожданной и наконец наступившей свободой, но вечерам начинал заполнять рестораны левого берега, а по существу просто кафе «бистро», где лишь окончательный расчёт с клиентами производился в помещении, в то время, когда, не подвергаясь больше опасности, во Францию возвращалась космополитическая публика, за столиком кафе «У Эжена» среди других более или менее изысканных посетителей сидела одна симпатичная пара.
