Отдав медсестре ампулы, Лапшин принялся за работу. После нескольких инъекций и дефибриляции сердце у парня забилось.
— Пять минут, не больше. Фу… — сказал Лапшин, вздохнул и сел на стул. — Сиди здесь и следи, — сказал Лапшин помощнику. — Если сердце остановится — позовешь. Я подремлю в ординаторской. — И Лапшин медленной, шаркающей походкой отправился отдыхать. «Завтра утром надо ехать копать картошку, иначе — колец, начнутся дожди и все — урожай пропадет. Надо бы вздремнуть немного», — устраиваясь на кушетке, думал Лапшин.
Только он задремал, прибежала Маша:
— Александр Иванович, остановилось.
Лапшин вскочил и бросился в операционную.
— Стой, парень, ты куда, такую битву выдержал и собрался помирать. Ну-ка, дыши! — Лапшин изо всех сил ударил парня по щеке — это было последнее средство. — Дыши… твою мать!
Парень вдруг глубоко вздохнул, застонал и приоткрыл один глаз.
— Где я? — прошептал он.
— Где, где… В реанимации — вот где, — ответил Лапшин и вытер скатившуюся слезу. «Будет жить».
— Это лучше, чем любовь, доктор.
— Что?! — Лапшин посмотрел на паховую область пациента.
— Где те парни, что с ними? — прошептал Иван.
— А хрен их знает. Ты спи давай, отдыхай, завтра поговорим.
Больше Лапшин не спал. Он сдал парня хирургам, которые занялись ножевой раной, и до утра сидел в ординаторской и пил из заветной бутылочки, думая о том, что так жить нельзя и что все равно он отсюда уйдет.
Боли не было, только очень сильно кружилась голова, как будто ее отделили от тела, положили в центрифугу и начали раскручивать. Внезапно кружение прекратилось, и Иван понял, что летит куда-то с огромной скоростью, он летел будто бы по какому-то извилистому тоннелю, но стен тоннеля не было видно. Вдруг тоннель закончился, раздался хлопок, вокруг вспыхнул свет.
Иван несколько раз перевернулся, как бы купаясь в окружающем его свете, потом опять полетел куда-то с еще большей скоростью. Он летел в сияющем пространстве, быстро удаляясь от какого-то темного, плавающего в нем острова. «Прощай», — сказал Иван сам себе, хотя не понял, с чем и кем прощался.
Наконец темный островок исчез, движение вдруг прекратилось. Иван очутился в окружении света, как будто плыл в море, слегка покачиваясь на волнах. Вдруг яркожелтый, прозрачный туман стал быстро рассеиваться, через него стала проступать чернота. Вскоре Иван оказался в непроглядной тьме, по сравнению с которой тьма фотолаборатории или безлунной ночи кажется сумерками.
