Сознание опять вернулось к Ивану. Один глаз ничего не видел, другой смотрел через затянутую красной пеленой щелочку. «Нож, цепь, двое», — промелькнуло в голове, и он бросился вперед. Он почувствовал, что в живот входит что-то горячее. В это время другой, размахнувшись, ударил Ивана цепью по голове. В этот же момент Иван, свалив того, который воткнул в него нож, рванул голову противника за волосы назад и вцепился зубами ему в горло. Противник страшно захрипел, другой стал хлестать Ивана цепью, потом вдруг, оглядевшись по сторонам, побежал по набережной.
«Ни хрена себе», — сказал Панин, вытащил из кармана газовый пистолет и побежал к борющимся. Впрочем, борьбы уже не было. Иван лежал, не двигаясь, на Кузьме, такая была кличка у этого бандита, и держал его зубами за горло.
Панин засунул ствол пистолета в рот Ивану и разжал зубы.
— Эй, мудила, сюда скорей, — позвал Панин, остановившегося с цепью. — Грузим эту падаль в машину и сматываемся, быстро, мать вашу…
Панин с помощником перетащили тела троих своих товарищей к машине, потом один, что с покусанным горлом, очухался и сам, хрипя и харкая, влез в машину. Тот, кому выбили глаз, только стонал, ничего не соображая и ни на что не реагируя, его затолкали в машину. Боксер же так и не очнулся, нокаут был полный. Его затолкали на переднее сиденье как мешок с картошкой.
— Как же так, вашу мать, налетчики, специалисты?! Отвожу сейчас же вас в Петровку, в баню и сидите там, пока не сдохнете или пока не отойдете. Врача завтра вам привезут. Я вас больше не знаю, говнюки проклятые.
— Тебе, Паня, надо было самому его замесить попробовать, а я бы на тебя посмотрел, — грубым, срывающимся голосом, как после сильного испуга, ответил тот, что был с цепью. — Мне теперь его рожа до смерти сниться будет.
— Что на его роже может быть страшного?… твою мать.
— Какого черта он улыбался?! Сволочь…
Подъехавшая шум драки милиция вызвала «скорую помощь», и автомобиль, гудя сиреной, помчался в больницу. Иван умирал, его дух собирался покинуть тело. Аллеин следовал за машиной.
Ивана подняли в реанимацию и положили на стол. Аллеин взлетел повыше, чтобы лучше видеть, что происходит в больнице.
Доктор Лапшин дремал в ординаторской, когда «скорая» привезла какого-то избитого парня.
— Александр Иваныч, избитого привезли, — заглянула в ординаторскую дежурная медсестра.
Реаниматор Лапшин, покачиваясь и зевая, пошел смотреть поступившего.
Лапшин работал в реанимации больше десяти лет, но такого еще не видел. Только взглянув на лицо парня, он сразу хриплым, будто не своим голосом сказал:
