Струны чистого звона | страница 6
Ему навстречу каждое утро последнего допризывного лета выходил, направляясь на косовицу, Андрей Квёлый. Эта фамилия, неведомо когда и как прилепившаяся к их роду, была прямой противоположностью истине: никому в их семье ни в какую лихую минуту не приходилось занимать силенок. Правда, в сорок первом фамилия чуть было не оборвалась — в самом начале войны погиб отец. Но как раз в день получения похоронной родился он, Андрей. Так уцелела и фамилия, к которой в Березовке давно уже все привыкли. Квёлый и Квёлый… Подумаешь, какая невидаль! Почуднее бывают фамилии.
Только смешливая и озорная Лиза Узорова, с дальнего конца села, никак не хотела привыкнуть и еще в школе прозвала Андрея «Квёшей». Поначалу нет-нет да платилась за это, вернее сказать, платились ее по-смешному торчавшие тоненькие под пышными бантами косички. Молчаливый и с виду тихий Андрюша не терпел обид и никогда не откладывал расплату.
Но позднее (вот только все не поймут они, как это произошло) начисто перекрасились для них и самое слово «Квёша», и все былые понятия об обидах и наказаниях. Как-то неожиданно заметил Андрей, что не было у Лизы уже смешных косичек, а были настоящие косы. И все ладнее вливался в талию и оттенял по-девичьи стройную фигуру школьный фартук. И была уже вовсе не для насмешек ямочка на смуглой щеке. И что-то совсем новое появилось в походке. И как отделялся у самого пробора завиток темных волос, чтобы небрежно упасть на лоб, над такой же темной летучей бровью. И еще… И еще… Каждый день — новые находки. И чем больше их становилось, тем больше Андрей думал о Лизе.
А потом был очень веселый и очень грустный выпускной вечер, после которого Андрей и Лиза, не сговариваясь, решили остаться в колхозе.
А потом наступил этот день. Второй день сенокоса, когда на пожню вышли женщины и девушки. Была среди них и Лиза. И когда во время перерыва молодежь затеяла шутливую возню, она, подкравшись к стоявшему в сторонке Андрею, выплеснула на него остатки воды из ведра, а сама бросилась бежать.
Он догнал ее у самой речки, у ивового куста. Схватил за руку, она остановилась, попросила с игривой мольбой:
— Пусти, Квёша. Слышишь? — Глаза ее смеялись, и вся она, вся-вся светилась. Свет этот был непонятен и непривычен для Андрея, слепил его, приводил в замешательство. На него повеяло вдруг недавним школьным временем, повеяло настырной Лизиной насмешливостью, которая опять больно кольнула его.
— Меня Андреем зовут, между прочим, — хмуро сказал он и отпустил руку.