- Ты лежи,- кричит мне в ухо Женька,- я скоро вернусь.
Женька хватает гранату, карабкается на бруствер окопа, из-под его сапог на меня сыплется земля. Я закрываю глаза. Опять заложило уши. Тошнит.
…Кто- то трясет меня за плечи. Близко-близко лицо Женьки.
- Живой,- смеется он.- Здорово тебя оглушило!
Над головой черное небо. Идет дождь. Когда же пришла ночь? Ведь был день, было солнце.
- Как атака? - вспоминаю я.
Женька долго молчит, потом пододвигает свою каску.
- Потрогай, что в ней.
На ощупь - патроны. Их много, но только они очень легкие.
- Медальоны! - с испугом отдернул я руку.
- Сейчас собирали,- глухо говорит Женька.- Григорий Иванович с нами ползал.
Женька отвернулся, уткнул голову в колени и молчит. Мне кажется, что он плачет.
- Давай, Алешка, держаться друг за друга,- не поднимая головы, говорит Женька.- Меня ранят - ты перевяжешь, тебя - я перевяжу. А если что… так мы живем в одном доме…
Я обнимаю его. Нет, он не плачет, а просто мелко дрожит. Наверное, от дождя.
На дне окопа уже большие лужи. Мы сидим на корточках. Я караулю, а Женька под шинелью тихонько курит. Григория Ивановича вызвали к комбату, а пограничник сам незаметно потягивает из рукава.
Дождь все сильнее и сильнее. Мы уже не сидим на корточках, а стоим в рост. Немцы беспрерывно пускают ракеты. Две из них попали к нам в окоп и, страшно шипя, еще долго освещают нас липким зеленым светом.
Вода уже проникает за голенища сапог. Мы не двигаем ся. Григория Ивановича все нет и нет. Пончик жмется ко мне, бормочет:
- А если выше нальет? Что тогда? Наверх выползать? Я не знаю, что ответить. Одна надежда, что дождь скоро
перестанет.
- Я тебе вылезу,- хрипит пограничник,- вот смотри, парень…
Он надевает на штык фуражку и чуть приподнимает винтовку над окопом. Сейчас же веер из трассирующих пуль замахал над нашими головами.
- Сволочи, козырек разбили,- почему-то с удовлетворением говорит пограничник, осматривая фуражку.
Справа вдоль окопа громко хлюпает вода. Кто-то большой пробирается к нам.
- Живы? - спрашивает этот большой голосом Григория Ивановича.
- Живы,- отвечаем мы.
- Ну, что там у комбата? - спрашивает пограничник.
- Да ничего,- смеется Григорий Иванович.- Двоих-троих убьем и обедать пойдем.
Кажется, и дождь слабее стучит по каске и теплее стало.
- Женя, ты что молчишь? - спрашивает политрук.
- Живот пучит,- кряхтит Женька,- а вылезти нельзя.
- Давай прямо здесь.
- Неловко как-то,- мнется Женька.
- А ты на лопатку, - деловито предлагает Григорий Иванович, - а потом зашвырни подальше в сторону немцев.
