Откуда- то из глубины, как из колодца, встревоженный голос Женьки:
- Алешка! Алешка! Где ты? Я молчу.
- Алешка! Откликнись!
И вдруг тихий голос дяди Вани:
- Откликнись! Чего же ты испугался?
И опять он закашлялся. Я тихонько спускаюсь. Вот и ступенька, на которой сидит дядя Ваня. Я присел рядом с ним. Он на меня не смотрит. Кашляет, рукой грудь гладит.
- Костыли подбери. Дай-ка их сюда,- просит он.
Я кубарем вниз, нашел костыли, принес и опять сижу рядом с дядей Ваней.
Он кашлять перестал, глаза вытирает, как будто сам себе говорит:
- Никогда детей не бил… А вот сейчас ударил бы… Обидели вы меня.- Он опять тяжело закашлялся, грудь растирает.- Ведь вот, брат Алешка, все за вас… все для вас. Зайдем ко мне, я тебе что-то покажу.
- Дядя Ваня, простите, пожалуйста, я больше никогда не буду.
Он ничего не говорит, только обнял меня, притянул к себе, поцеловал в макушку.
- Ну, давай сползать будем.
Во двор мы вышли вместе. Вокруг на приличном расстоянии стоят ребята. Дядя Ваня всем головой кивнул:
- Ну, пошли ко мне в гости.
Ребята переминаются. Я им знаки делаю: мол, пошли, не бойтесь.
Дома у дяди Вани беспорядок. Посуда не убрана. На полу бумажки всякие, на окне керосинка закоптелая. Дядя Ваня виновато говорит:
- Уж извините. Старуха моя на работе, а мне вот,- он показывает на костыли,- двигаться трудно.
Он подошел к стенке с фотографиями, нас подзывает:
- Видите?
В середине фотографий пламенеет большая грамота. На ней нарисованы кавалеристы в буденовках и много знамен.
Женька медленно вслух читает:
- «Настоящей грамотой в честь десятилетия создания Первой Конной Армии награждается конармеец, отважный пулеметчик революции Иван Иванович Титов. Подпись - С. Буденный. 1929 год.»
Мы молчим. Дядя Ваня на кровать присел, тихонько колени гладит.
- А что у вас с ногами? Ранены?-тихо спрашивает Женька.
Дядя Ваня задумался, куда-то в окно смотрит.
- Нет… не ранен. А в бою под Касторной провалился вместе с тачанкой в ледяную воду. - Он помолчал, на ноги посмотрел, слабо улыбнулся:-Вот с тех пор и пошло. Отказали они ходить.
Мы задумались. Тишина в комнате. Только маленький Славик щеткой стучит, пол подметает.
- Дядя Ваня,- говорю я,- хотите, мы вам будем каждый день за «вечеркой» стоять. Вы же любите газеты?
Он не отвечает. Смотрит куда-то в окно. Мне видно, как дрогнула, потекла, а потом потерялась где-то в седых усах слезинка.
Во дворе мы уселись на скамейку, друг на друга не смотрим.
- Ну вот что,- говорит Женька,- кто хоть раз обидит дядю Ваню, пусть заранее запасается лекарствами. Аптека рядом.
