Она приняла у меня заказ и передала его пожилой арабке, стоявшей в дверях кухни.
Потом француженка — ее звали мадам Тевене — вернулась за стол к своему молодому любовнику и продолжила обед. Марокканка ушла на кухню.
В еде, которую мне подали, тоже не было ничего французского. Я уже перешел к арбузу, когда открылась дверь и вошел мужчина лет тридцати с чемоданом и дорожной сумкой.
В нем были все приметы европейца: серьезный, респектабельный, гордящийся собственным происхождением и властью, бесконечно скучный. Он подошел к столу, за которым обедали седая женщина и молодой араб, и громко спросил:
— Как дела, мама?
Она поднялась, подставила ему лицо для поцелуя и мягко ответила:
— Все прекрасно, а как ты? Нормально съездил?
Он ответил все тем же хорошо поставленным голосом, даже не взглянув на юного марокканца, который, даже сидя за столом, подавлял его красотой и великолепием тела.
— Садись, Хейра приготовит тебе что-нибудь поесть.
— Спасибо, мама, я уже обедал.
Он поклонился мне издалека. Он не понравился мне с первой же минуты, но, повинуясь какому-то нелепому порыву, я заговорил, вместо того, чтобы просто кивнуть:
— Добрый вечер, вы из Парижа?
Мне самому фраза показалась смешной: как если бы я сидел в «Веселом кабане» много недель, где-то в джунглях, на самом краю света, и не мог выбраться отсюда из-за разгоревшегося вокруг революционного пожара, а он добрался до нас, избежав сотен пуль, пройдя через горы трупов.
— Да Боже меня упаси, я никогда не смог бы существовать в Париже! Я живу в деревне, недалеко от Биаррица.
Он подошел и представился:
— Патрик Тевене…
Я пригласил его за свой столик:
— Выпьете со мной?
Он заказал виски, и Хейра принесла запылившуюся бутылку.
— Вы ведь здесь в первый раз?
— В Марокко?
— Да нет, в «Кабане»…
— Да.
— Значит, вы не застали великую эпоху. Отель принадлежал тогда моему отцу, Ролану Тевене. Здесь бывала вся Касабланка. Люди выстраивались в очередь, чтобы поужинать в ресторане моего отца… А уж какие женщины сюда приходили!.. Мой отец ведь был важной шишкой в этой стране.
— Он вернулся во Францию?
— Да нет, он умер — отравился испанскими консервами, когда ехал из Франции.
— Извините, я не хотел…
— Отец скончался на наших руках, помню, когда он приехал, мы как раз ели кускус. Позвали врача, француза, но он уже ничего не смог поделать… Папа умер в ужасных мучениях. Он говорил, что у него все внутренности в огне и желудок разрывается…
В наступившей паузе я поймал полный ненависти взгляд Хейры, брошенный на Патрика Тевене. Он заговорил, понизив голос почти до шепота:
