Семь месяцев саксофона | страница 41



Женщина не спрашивает, почему меня выворачивает от мысли о бренди.

– Попытайтесь улыбнуться, – советую я.

– Пыталась.

Выхожу из кафе. Небо совершенно чистое.

– Спряталась зима, – мужчина в зелёной куртке указывает на небо и улыбается.

Часы под рукавом стучат, стучат, стучат, стучат, стучат.

***

– Мама, – сказал я однажды, – ты живёшь, словно пытаешься куда-то убежать?

– Верно, сын, – только это и делаю…

– Куда, мама, куда?

– В себя, в себя… Куда же ещё?..

***

Стучат часы, а не время. Странно: время не стучит, а часы стучат, и когда не стучат часы, со временем ничего не случается. Зачем часы, если время безразлично к тому, что стучит: сердце или зубы? Глупое сердце, глупые зубы… А может быть, в них тоже свой смысл: зубы стучат от страха, а сердце – от надежды…

Предпочитаю слышать, как стучит сердце, чтобы не слышать, как стучит страх…

***

Саксофон в приёмнике то робко о чём-то просит, то настойчиво что-то требует. Слушаю стук сердца. Кажется, мужество стучит громче, чем страх…

«Зина, ты где?» – выключаю приёмник – на случай, если Зина откликнется.

Тишина, тишина, тишина, тишина, тишина, тишина, тишина.

Сдерживаю дыхание, напрягаю уши – слышу дробный, безудержный стук. Знаю: так стучат твои зубы.

– Холодно, Зина?

– Зубы стучат не от холода…

– Нет, не от холода. Твои зубы стучат от страха.

– Но…

Тишина, тишина, тишина, тишина, тишина, тишина, тишина.

***

«Жить – это от жизни спасаться! – сказал Колдун. – Каждый из нас нуждается в спасении, и каждый город нуждается, и каждый народ, и весь мир, и, наверно, тот, кто этим миром правит…»

***

– Мама, – сказал я тогда, – почему ты так… Не понимаю!

– Не пришло время…

– Приходит время – тогда в себя убегают?

– Пока ты за мячом бегай, за облаком, за девочками…

***

Давно уже не бегаю ни за мячом, ни за облаком, ни за девочками: мяч порвался, облако растаяло, девочки превратились в женщин и разбежались. Со мною осталась лишь одна – мёртвая женщина под белой плитой.

Закрываю глаза. «Если бы можно было ненадолго умереть, – думаю я. – Только бы причесать маму и вернуться».

Но ненадолго не умирают, ненадолго живут.

Вбегаю в дом, где та дверь, валюсь на неё стучащим сердцем.

***

Колдун сказал: «Иногда двери открывают стуком сердца!»

***

Открываю дверь в мамину комнату – безмолвие, пыльный диван и измученный свет.

Слушаю диск с записью Шопена.

– О-о-ох!

– Кто здесь?

– О-о-ох!

– Мама?

– Мне разрешили поговорить с тобой… Нам при жизни редко удавалось… Дали минуту… Здесь многие ждут своей очереди, чтобы поговорить с детьми…