Семь месяцев саксофона | страница 20
Колдун молча поднимается с места и уносит негнущееся тело на негнущихся ногах.
Хочу побежать за ним и, схватив за рукав, крикнуть: «Какого чёрта игрушечный рояль в лечебницу приносил?» Но не трогаюсь с места, а потом говорю себе: «Плевать!»
***
Через дорогу телефонная будка.
– Алло, Давид, на кой мне хрен обеды Плоткиной?
– Мне бы твои заботы, – сопит в ответ Давид.
– Что, капитан, так худо?
– Да, так ху… И не называй меня капитаном!..
– За конторкой лавки ты напоминаешь…
– Заткнись!
«Капитан, кажется, идёт ко дну», – думаю я.
Жара не спала, и лица прохожих блестят, как смазанные маргарином блюдца. В такие дни гражданам следует выдавать садовые лейки – пусть друг друга водичкой поливают; ибо всё, что на свете ни вытворяется, всё – во имя и ради ближнего!
***
На тротуаре, под деревцем, две девочки с блокнотиками.
– Ведём опрос населения, – поясняет та, у которой розовые щёчки.
– Хотим выяснить, о чём народ думает, – добавляет другая. – Ну, скажем, ваше личное мнение по вопросу о…
– Мнение отсутствует, – сообщаю я. – Ни личного, ни тем более какого-либо иного…
По личикам девочек пробегает тень изумления, и в анкете опроса отмечается: «У господина мнение отсутствует».
«Надо же такое, – думаю я. – У господина мнение отсутствует».
***
– Знаю, – сказал Колдун, – и про записку знаю, и про дверь… Девять раз дверь отворилась, за долгие годы – девять раз…
***
– Что новенького? – спрашиваю у человечка в проходной.
Человечек сползает со стула и, растирая маленькими ладошками онемевшие колени, кивает на коричневый транзистор.
– Всё падает, – говорит он. – Всё…
– Лишь бы не аппетит, – утешаю я человечка и, надев форменную фуражку охранника, опускаюсь на освободившийся стул.
– Приятного дежурства, – говорит человечек.
– Да уж, – говорю я.
В проходной тишина и неубранный стакан пахнет кофе.
Наклоняюсь к телефону. Мама по-прежнему спит, спит, спит, спит, спит, спит, спит.
В десять вечера меня сменит Рахман. Он сбежал из Ирана и говорит, что предпочитает сидеть и охранять сумасшедших здесь, чем сидеть под охраной у сумасшедших там.
***
Иногда в проходную заглядывает медицинская сестра Зина; глаза красивые, плечи опущенные. На днях Зина сказала:
– Мир заселён лицами…
– Людьми, – поправил я.
– Люди – это их лица.
– У людей ещё и руки, и спины, и ноги …
– Конечно… Но не более того…
– Обидно, – заметил я. Мне было трудно согласится с тем, что ноги у Зины «не более того…»
***
Снимаю с головы форменную фуражку, кладу рядом с телефоном и думаю о законах мира и о том, что теперь ухватился, потому что рисовать лица – это Что-то. Кроме того, охраняю маму, которая тоже пытается ухватиться…