Голубые шары
[2], просветленно светясь,
Изливали больничную нежность трамваям
И за окнами пели: — о принц, о мой князь!..
Как сердца, от высокой любви истлевая…
Но огромная ночь подходила горой,
Возложив небеса на покатые плечи,
И стояла над миром, как древний герой,
И тушила дрожащие скрипки, как свечи.
…Истлевали сердца фосфорично светясь.
Подымались со дна студенистые звезды.
Дикий сумрак морей над крылом твоим, страсть,
Колебал отягченный и траурный воздух.
И поломанный веер встопорщенных крыл
Волоча за собой и хромая от злости,
По песку вдоль шумящих морей проходил
Бледный призрак в студеном декабрьском норд-осте.
Наступает зима на полуночный край.
И, чернея в снегах, ты разбит и низринут.
И опять ослепляющий огненный рай.
Повернувшись, плывет ювелирной витриной.
Замерзает над пальмами сальный отель.
Заметает проспект черный ветер Кавказа.
Жарко дышит, меха раздувая, метель
Над прозрачною тенью закрытого глаза.
Прогоняя зевотой полночную дрожь,
В автоматах, над пивом, над скукой и тленьем,
Ты украдкой шершавую руку кладешь
На горячий и матовый бархат коленей.
И гранеными кружками стукая враз,
