Тут он застынет на мгновение, чтобы прислушаться: не сулит ли каких неожиданностей загадочная русская ночь. Потом поднимет ногу, чтобы начать первый шаг.
В сей момент и действовать сочинителю с его смертоносным шнурком.
«Хо-хо, — мысленно вздохнул Станислав Гагарин, — видел бы меня сейчас Валерий Воротников, старинный, еще по Свердловску, к е н т, а ныне и главный компаньон. Глядишь — и взял бы меня в группу «Альфа». Впрочем, и «Альфу» у него отобрали после августа прошлого года, и б э т т у, и г а м м у. Не пришелся молодой и талантливый генерал по убеждениям и нраву д е р ь м о к р а т и ч е с к о м у двору».
Часовой подошел так близко, что писатель явственно ощутил смешанный запах американских сигарет и французской туалетной воды, исходивший от него.
«Чужой запах, — отметилось в сознании Станислава Гагарина, и писатель на мгновение ощутил себя начальником муравьиного патруля Икс-фермент-Тау, в которого превращал его уже Метафор — дьявольское устройство л о м е х у з о в. — Известно, что появление чужака в колонии крыс вызывает взрыв агрессивности, она долго не исчезает даже после того, как пришелец уничтожен. А пчёлы, термиты и мои соотечественники из рода Formica rufa, рыжие муравьи, по запаху отличают чужака и немедленно убивают любого вторгшегося к ним и н т е р в е н т а. Знают ли об этом д е р ь м о к р а т ы, безоветственно призывающие в Россию войска ООН и НАТО? Русские люди особенно чувствительны к появлению на их родной земле иноземного солдата».
Ему вдруг представился тот механизм убийства, который Станислав Гагарин должен был через мгновение запустить, и писатель явственно осознал, что движет им не стремление к убийству ради убийства, не з л о б н а я а г р е с с и я — bosartige Agression Фромма, не шопенгауэрова з л о б а — Bosheit, а исключительно стремление спасти жизни сотен тысяч ни в чем не повинных жителей столицы и ее гостей, неустанно заполняющих Москву и днем и ночью.
И в тоже время Станислава Гагарина настораживала та готовность к убийству, которую неизменно проявлял его литературный герой и в романе «Вторжение», и в романе «Вечный Жид».
Технику убийства сочинитель живописал неоднократно и прежде, один его роман «Мясной Бор» чего стоит… Но там убивали другие, несовокупленные с личностью писателя индивиды. А в последних двух романах убивал Станислав Гагарин. И делал это, если уж быть до конца откровенным с самим собой, с удовольствием. Конечно, убийства эти были всегда вынужденными, как и в данном случае с часовым — вот он стоит рядом, сейчас повернется и — раз! — но писатель почувствовал: неспроста он так любовно описывает процесс насильственного лишения жизни, процесс, осуществляемый им самим.
